ответил: «Ничего особенного, я хочу постепенно все море перелить в эту ямку». «Но это же невозможно!» – воскликнул Блаженный Августин. Тогда мальчик воскликнул: «А разве возможно ограниченным и маленьким человеческим умом исчерпать тайны Святой Троицы, о которой ты размышляешь?» – и исчез[11]. Сравнение Предания с океаном проявляется в том числе и в этой истории, и много из этого океана вытекает, много в него втекает. Ведь кроме Предания Вселенской Церкви, существуют предания Поместных Церквей с их спецификой, и они питаются водами того же океана, но при этом создают свои моря и водоемы.
Или по-другому можно сказать, что Божественное Предание – это ткань, прекрасный ковер, сотканный из большого количества нитей, который человеку соткать не по силам, он может лишь восхититься его маленьким кусочком. Разобраться во всех этих нитях и назвать их все мы, конечно, не можем.
Но две составляющие ткани Священного Предания, или два потока, соединяющиеся в этом океане, назвать нужно. Это две традиции: язык греческой философии и язык библейского богословия, в котором слова сами являют свой смысл. Синтез названных двух традиций начал проявляться не раньше, чем во II веке бытия Церкви, а в полноте реализовался в трудах великих святых каппадокийских отцов в IV веке. Все догматическое богословие, все то, что называется догматами, сформулировано на языке греческой философии, преобразованном, преображенном трудом святых отцов Церкви: Василия Великого, Григория Богослова и, в какой-то степени, брата Василия Великого, Григория Нисского. Они своим подвигом преобразили язык греческой философии таким образом, чтобы этот язык мог выражать библейские истины.
Догматом называется истина, относящаяся к самым основам православной веры, которая не подвергается обсуждению и сомнению. Не всякое суждение религиозного характера претендует на то, чтобы быть догматом.
Например, в Римско-Католической Церкви в 1871 году папой Пием IX был введен новый догмат о телесном вознесении Матери Божией на Небо. Православная Церковь тоже почитает Матерь Божию, тоже исповедует в своем Предании, что Она в теле была вознесена на Небо, но это не является догматом в православном понимании, потому что эта истина не относится к самым фундаментальным для христианского откровения вопросам. Есть и много других позиций, которые догматами не являются, хотя они и касаются нашего исповедания веры.
В догматах, в том числе и в догмате о Святой Троице, несмотря на некоторую внешнюю новизну терминологии (употребляется, например, слово единосущный, которое отсутствует в Священном Писании), не содержится никакой дополнительной истины, никакого дополнительного Откровения по сравнению с той полнотой истины, которая была сообщена Церкви в День Сошествия Святого Духа. Догматы только раскрывают эту истину.
А что побуждает ее раскрывать? На этот вопрос есть два ответа: первый, более внешний ответ состоит в том, что православные догматы формулировались почти всегда как реакция на возникшую ересь. Когда возникало учение о Боге, не соответствовавшее
См. сборник житий святых
