красное платье…
Не платье – пожар.
Оперение огненной птицы.
Птицы-Жар, Птицы-Царь… Птицы Феникс, истинное имя которой – Бенну, что значит сияющая душа трижды красного, трижды светлого солнышка.
Птицы горящей, и несгорающей, и поющей в гибельном огне. В ужасном, зловонном огне драконьем, который заполонил страну, а прекрасносердечная Бенну, по доброму птица Бен-Бен, все пела и пела людям о надежде на лучшее, сама объятая душным пламенем.
Или Гамаюн звалась эта птица? Знающая все на свете, прорицающая грядущее вестница додревнего Медведебога, тысячелетнего владыки страны, запалённой ныне драконом! И суждено ей вновь, как на заре времён, баюкать дивными сказками юных, дабы выросли новые люди, которые дракону будут неподвластны?..
А может быть, имя женщины-птицы было Алконост – зимородок, и была она, любезнейшая Небу, утешительница и спутница святых мучеников и святых героев?…
(Птица Алконост – вестница солнечного славянского бога Хорса, обитательница рая, её пение слышат праведные люди и черпают в том утешение. Её пение утихомиривает бури и останавливает войны.
Птица Гамаюн – глашатай тотемного (звериного) бога славян, Велеса Медведя, покровителя русской земли и её древнейшего защитника. Гамаюн знает прошлое и будущее, все тайны земли, моря и неба. Славянские мифы так и называются: Песни птицы Гамаюн. Гамаюн незримо летает над спящими детьми, оберегает их и поёт им о величии их родины.
Птица Бенну (Феникс) – персонификация Ра, души солнца, символ весеннего обновления природных сил.)
…Побежала – и встала рядом с седоволосым, который вскинулся горестно ей навстречу, и негромко и протестующе вскрикнул бессвязное что-то, совсем по птичьи, пронзительно и не по беркутиному: лебединым показался его стон, и руки он к ней протянул так, что впору было зажмуриться, дабы не подсмотреть и не согрешить, увидя, как обрастают руки перьями…
И обнялись они, как вросли друг в друга, и каждый старался другого заслонить – старый беркут и золотая солнечная птаха, а в тот миг лебедин с лебедушкой:
– Расстреляйте меня вместе с ним! – разметало туман пригоршнями света. Хлестнуло по очумелым лицам драконоборцев горящими углями:
– Расстреляйте нас вместе!
Вышибли угли шальные слезы у тех, которые разучились давно, им казалось, плакать. У иссушенных потерями уже не бойцов с драконом – у остатков драконьего людоедского пира. Своё вспомнилось каждому. Разное вроде бы, а на деле у всех одинаковое. Когда слуги дракона жизнями брали дань, родичи убиваемых тоже ведь так взывали к палаческой мертвой совести:
– Расстреляйте меня вместе с ним!
Только взывали напрасно…
И тогда зорко оглядывающий своих воинов сильный правдой товарищ Буров безошибочно вычленил самого среди них ошеломлённого горькой песней золотой женщины-птицы, и спросил у того во весь голос:
– Что ты скажешь, товарищ
