Награжден тремя орденами «Славы». После фронта сразу в милицию, где дослужился сначала до следователя, потом ― до старшего следователя. И, наконец, в чине майора, до начальника уголовного розыска. Всю братву района знал, как родных. Мог свободно, один, зайти в любую «малину» и взять любого, самого крутого бандюгу голыми руками. Его братва знала хорошо ― от Владивостока до Колымы. И очень уважала. Ему доверяли такие секреты, какие боялись доверять себе. Он, несомненно, далеко бы пошел, если бы было образование. Срезался он только один раз ― на серийном убийстве детей партийных и советских работников. Подвели осведомители, сеть которых он создавал годами и, которые до этого случая работали безупречно. Соболев чуть не спугнул преступника. Он настолько был убежден, что в этом случае орудует банда, а не один человек, что снял слежку за преступником и чуть не дал ему улизнуть. Соболев был очень упрям. Хорошо, что он ошибался редко. Его перевели начальником водной милиции. Браконьер, не узнав его, всадил ему в лоб пулю, отлитую на медведя…
Четвертым был старший лейтенант милиции Николай Николаевич Мелкозубов. Было ему 28 лет. Парень он был с большими странностями, хотя опер. отменный. Жил он один в двухкомнатной, хорошо обставленной квартире с дорогой японской аппаратурой (которая попадала в город ни иначе, как, контрабандой). Сам себе готовил пищу, сам себя обстирывал. Но раз в неделю, по вторникам, ночевал у своей гражданской жены (как он сам ее называл) Нади. Сожительствовали они, как только Коля появился в городе (приехал он из Рязани, после окончания Высшей рязанской школы милиции). Все знали, что красавица Надя не верна Коле, и он это знал («с Надей», ― говорили, ― не переспали в городе только импотенты»). Она работала секретарем-машинисткой в народном суде. Хуже того, Надя спала с мужчинами не просто так ― за деньги. Поэтому особенно пригревала она охотников, золотодобытчиков, оленеводов… Была она (как признался мне как-то Соболев, наводчицей и одновременно его осведомителем; признался, правда, после того как Надю зарезал пьяный японец-моряк).
У Нади был единственный родственник (родители рано умерли) ― старший брат Шамиль (были они татары), в детстве перенесший костный туберкулез и поэтому был он весь деформированный и инвалид 2-ой группы. У Нади была ухоженная однокомнатная квартира со всеми удобствами (в городе в то время только каждый 3 жил в благоустроенной квартире). У ее брата не было никакого жилья. Прописан он был в доме для инвалидов, а жил, где придется: по чердакам и подвалам. В городе все любили Шамиля за его необыкновенно отзывчивый характер: старикам он дрова колол за тарелку супа. Вскапывал огороды за еду. Ему молодые матери могли спокойно доверить маленького ребенка, если нужно было уйти по магазинам или к подружке. Был он хорошей сиделкой для больных. И похоронить мог одинокого умершего (за что получал, кроме пенсии по инвалидности, четверть ставки от Центральной районной больницы, в качестве санитара). Шамиль приходил ночевать
