он доказывал в «Предисловии к доброхотному читателю», которое сопровождало «Устав морской», что «самое начало истории – владычество первых киевских князей – было в сущности предвосхищением дел Петра. <…> Одним из значительнейших шагов на пути к правильному устройству рисуется ему крещение Руси Владимиром»[293]. Параллели, сопоставления действующих правителей с историческими лицами прежних времён – обычный приём в поэтике. Пётр сопоставляется с Владимиром, а сам Владимир – с Константином[294](например, в житии Владимира). Пьеса, написанная в расчёте на современность, не была реставрацией прошлого, так как историческое прошлое и исторические реалии не имеют во «Владимире» первостепенного значения. Однако образы седой старины стали исходной позицией для обращения к актуальным проблемам жизни начала XVIII в.
Широта интересов Феофана Прокоповича, круг исторического чтения, характерная для него тщательность позволяют предположить, что, выбирая эпизод из далёкого прошлого в качестве фабулы трагедокомедии, Феофан Прокопович обращался к нескольким источникам[295].
Есть основания считать, что он читал житийную, полулегендарную литературу (такого рода чтение входило в обязанности духовного пастыря); изучал труды зарубежных историков, особенно польских; знал «Синопсис» – популярнейший учебник по истории; не мог Феофан пройти мимо древнерусских летописных материалов; нельзя забывать и о возможном знакомстве драматурга с фольклорными жанрами, посвящёнными киевскому князю Владимиру. Необходимо помнить, что в то время в число исторических источников равноправно входили и такие, в основе которых лежали библейские, мифологические и т. п. сюжеты.
Феофан Прокопович, в силу своих теоретических воззрений, весьма своеобразно относился к использованию и трансформации исторических материалов в произведении искусства. Трагедокомедия создавалась в тот же год, когда начинающий преподаватель разрабатывал курс лекций «О поэтическом искусстве», четвертая глава которого («Различие между поэтическим и историческим повествованием») и пятая («О поэтическом вымысле») дают возможность выявить отношение драматурга к истории. Он считает необходимым для поэта перенимать у историка ясность и правдоподобие изложения, но если историк располагает повествование в хронологическом порядке, то поэт – «в художественном», при этом «стиль и украшения поэтического повествования делают его совершенно отличным от истории» (402). Главным отличием поэтического создания от исторического повествования он считает (вслед за Аристотелем) наличие вымысла: если поэт «даже описывает истинное событие, то расскажет о нем не так, как оно происходило в действительности, но так, как оно могло или должно было произойти, это достигается благодаря вымыслу или воспроизведению» (402).
В отношении исторических деталей поэт, утверждает Феофан Прокопович, отличается, бесспорно, большей пытливостью
Грушкин А.И., Гудзий Н.К., Ерёмин И.П., Кузьмина В.Д., Розанов И.Н., Пумпянский Л. В. Литература Петровского времени // История русской литературы: в 10 т. Т. 3. Ч. 1. N1; Л., 1941. С, 80.
В.М. Живов полагает, что можно говорить о неком архетипе Константина: с середины 1690-х годов различные панегиристы сопоставляют Петра с Константином Великим. См.: Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002. С. 354–355.
См.: Буранок О.М. Исследование исторических источников в трагедокомедии Феофана Прокоповича «Владимир» // Жанровое своеобразие русской поэзии и драматургии: межвуз. сб. науч. тр. Т. 256. Куйбышев, 1981. С. 3—11.
