никто не видит, то мы получаем уникальный шанс посмотреть на прошлое и прогуляться в нем.
– Мы не просто попали в прошлое. Мы в него вмешались, и теперь мы сами стали его частью, – резко ответил ему Никита после некоторого раздумья, – и я не уверен, что мы теперь сможем отсюда безболезненно выбраться. Кто знает, как незапланированная смерть этих людей скажется на будущем времени, даже на исходе войны, не говоря уже о наших временах?
– А папиросы у них тут полное дерьмо, – сказал Генка, – я не хочу такие курить до конца жизни, так что давайте выбираться!
– У меня там, в телефоне, было абсолютно все! – причитала Люба, – там были все контакты, там были закладки важные, почти девяносто открытых страниц! Это такой телефон, что он никогда не зависал! Как я теперь…
Ее причитания проигнорировали, ибо это было вовсе не столь важно в данный момент. На кону стояли вещи совсем другого порядка.
– Никто нас не посадит, а если говорить совсем просто, то это были враги нашей страны, и этих врагов нужно убивать везде и всегда, если предоставляется возможность, – бубнил Генка, – это они убивали женщин и детей по пути из Германии сюда, весь их путь отмечен кровавым следом…
Он наклонился к тому немцу, одежду которого надел на себя.
– Смотри, какой упитанный, – ухмылялся Генка, – смотрите, прямо поросеночек! Ну, ничего, больше ты никого не убьешь! Больше никого!
Он кричал прямо в лицо убитому и злорадно улыбался.
– Давайте их отсюда уберем, а то ведь их станут искать, да и не по-человечески это, – бросил Егорыч, – они были просто солдатами…
Оттащили трупы немцев подальше от места убийства и забросали их ветками. В этот момент они поняли, что трупное окоченение наступает очень быстро. Эти пятеро немцев приняли смерть от руки Марата одинаково, но упали в разных позах. И теперь они здесь, под листьями, были похожи на результат детской игры «Морская фигура замри». Похоже, что для них, которые все-таки совсем недавно могли наблюдать этих людей еще живыми, не было никакой брезгливости, связанной с прикосновением к мертвому телу. Генка даже пытался снять с одного из немцев красивый серебряный перстень c изображением крепостной башни и надписью «WEST WALL», но быстро пожелтевшие и холодные, скрюченные пальцы трупа никак не хотели расставаться с этой окопной бижутерией.
Мужчины ходили в расстегнутых кителях, а Люба была облачена в немецкую плащ-палатку. Марат забрал ее у одного из немцев. Тот носил ее свернутой и притороченной поверх противогазного бака, и Марат предложил эту плащ-палатку Любе в качестве верхней одежды, поскольку облачаться в униформу, стянутую с мертвецов, она отказывалась наотрез. Марат, помогая ей одеться, впервые обратил внимание на ее, в общем-то, соблазнительную фигуру и подтянутые формы. Он развернул эту плащ-палатку, которая оказалась большим треугольным полотнищем с узкой прорезью посередине. В эту прорезь Люба просунула голову, широкая сторона палатки
