персонифицированными.
Отождествляя себя с миром природы, древний человек ощущал свою нераздельность с животным миром; стремление обобщить свой род приводило к конкретному зримому образу прародителя, которым в тогдашних условиях был зверь-тотем. (Во втором тысячелетии до н. э. у племен Северного Кавказа особенным почитанием пользовались олени, бараны, змеи, изображения которых встречались довольно часто.) Сила и могущество животного мира вызывали представление о каком-то сверхъестественном покровителе животных, с которым надо было считаться охотнику. Так появились Апсаты у карачаевцев, Мезитха у черкесов, принимающие, по мнению древних, вид особо почитаемого животного – козла или оленя. В записках черкесского просветителя Султана Хан-Гирея отмечается даже, что Мезитха представляли верхом на золотощетинистой свинье.
После архаических образов тотемических предков – полулюдей-полузверей – следует назвать так называемых «культурных героев» – героев нартского эпоса о котором уже шла речь выше. Сказочная фантастика кавказского фольклора, является образным средством выражения стремления народа облегчить свой труд, является воплощением его мечты о лучшем будущем. Отсюда и проистекает богатство сказочной символики. Мечта об изобилии породила образ волшебной свирели Ачемеза, от звучания которой «нивы тучнеют, луга пестреют (переливаются все в цвету), желание покорить пространство – образ легендарного Сооруко, который за один раз пересекал семь горных цепей, семьсот рек, переплывал три малых моря и семь больших морей.
Языческие верования дали содержание одному из древнейших видов устной поэзии – обрядовым песням. Наперед разыгрывая действие с желаемым результатом или принося жертву, люди стремились обеспечить успех задуманному делу – будь то земледельческие работы, охота или событие в семейной жизни. Песни, исполнявшиеся во время обряда, приобретали магический смысл. Это говорит о том, что древние люди понимали великое значение человеческой речи, приписывали ей чудодейственную силу, способную уберечь от опасности и принести счастье. Черкесские «хохи», карачаевские «алгъыши», обращенные ж верховному божеству, имели силу заклятья:
Тха единый, Тха великий!..
Пусть будет долей почтенного старика-тамады жирная мягкая часть быка рыжего.
Или:
Тейри пусть от несчастья избавит,
Тейри пусть счастье нам даст,
Тейри пусть даст дорогу счастливую.
В ногайских преданиях такой магической силой обладало слово «былтыргы» (прошлогодний): если человек, повстречавшийся в лесу с албаслы, скажет несколько раз «былтыргы», то чудовище не сможет нанести ему вред. Магической силой обладали также проклятья. Героиня нартского эпоса Малепчих, оплакивая любимого, заклинает деревья, воду, шиповник и, наконец, весьма своеобразно проклинает своих врагов: «Чтоб стоящие не сели, Чтоб сидящие не встали…».
