Ведь и так моя жизнь – не полет в розовом небе на воздушном шаре среди сахарных облаков. Но я ведь хочу этого, разве не так? Я всегда хотел именно этого.
Я понял, для новых решений слишком поздно, я могу двигаться только вперед.
В Токио здания, так уж вышло, стоят так близко друг к другу, что кажется, вот-вот, страшно бранясь, начнут толкаться, пытаясь отвоевать себе больше личного пространства (совсем как городские люди, не правда ли?), а потому отыскать что-либо в городе порой становится почти невыполнимым заданием.
Я шел по улице, которая – я запомнил это, когда смотрел на карту в своем облаке – идет строго параллельно набережной. Но из-за плотно стоящих друг к другу домов, у меня, как ни старался, не получалось заглянуть туда и отыскать то, ради чего я здесь оказался.
Мерцание. А за ним, возможно, гонг и монастырь в горах…
Мне пришлось дойти до самого конца улицы, оказавшейся просто до неприличия длинной, повернуть и обнаружить…
Что наступила ночь.
Вот так, в мгновении ока. Словно Токио – это волшебная страна-остров где-нибудь на экваторе.
А потом вдоль набережных, на обеих сторонах реки, одновременно зажглись фонари. Кристаллики апельсиновой соли, застывшие в вечном плавлении между землей и небом.
С этой стороны набережная тоже пустовала. Казалось, весь город вымер. А может, подумалось мне, вся страна или даже целый мир. Я шел, плавно переставляя ноги, слушая звуки, которые они издают, втайне мечтая о том, чтобы это оказалось правдой хотя бы частично. И в то же время я думал, что было бы отлично, просто здорово на самом деле, если бы мир внезапно оказался живым, как никогда прежде.
Я резко остановился.
Все мое тело напряглось изнутри. Мне захотелось развернуться и уйти, убежать домой. Но не в тот дом, что на последнем этаже трехэтажного дома в Асакусе, мои невыносимо честные десять татами.
Тогда в какой?
В тот, что видится мне каждый раз, когда я выхожу на набережную реки Сумида и закрываю глаза?
Я возобновил свой шаг. Я всерьез задумался о том, чтобы прекратить искать. Но что тогда? Как жить потом? Бежать? Бег притупляет негативные эмоции, а с положительным поступает обратным образом, делает их обнаженными и острыми, как иголки, вынутые из безопасной коробочки. Еще бег хорошая разрядка от усталости, но никогда не решение. И я не стал срываться.
Вдруг что-то моргнуло там, впереди, не очень далеко, но и пока не рядом. Я сделал шаг и остановился. И не мерцает. Я сделал еще один шаг. Снова что-то моргнуло впереди, словно позвало меня. А точно меня? Выждав немного, я все-таки сорвался с места и побежал, удивив этим не только себя, но и группку черных птиц – дрозды? воро́ны? – тусующихся с краю дороги. Недовольно похлопав глянцевитыми острыми крыльями, птицы устроились на электропроводах, повисших над головой, как пересохшие вены какого-то чудища. Возможно, именно оно время
