тут я решился на очень странный шаг. Не знаю, почему так поступил. Но я понимал, что должен хотя бы попробовать. Меня не отпускала картина с карпами позади. Кажется, я спиной ощущал тепло и свет от нее исходящие. Это казалось мне важным. А еще мерцание, ви́дение, надежда…
– С госпожой Минамото можно встретиться? Я бы хотел кое-что спросить у нее. Она сейчас там, работает?
И я поглядел на дверь из матового стекла сине-зеленого цвета позади зоны ресепшн, ведущую в сад на заднем дворе гостиницы.
На лице женщины возникло выражения довольства, смешанное с садизмом. Вот сейчас она мне покажет!
– А вот это я точно знаю, что нельзя. Госпожа Минамото дала строгое указание не беспокоить ее во время работы.
И тут я совсем осмелел.
– Я могу подождать.
– Подождать?
Вот так поворот. Не ожидала, да?
– Ну да, когда-то же она закончит. Прямо здесь, в холле, и подожду. Окей?
Окей.
И я разжал кулаки.
Я не очень понял, что только что сделал. Но я с уверенностью в правильности своего поступка (и с убежденностью в его глупости, конечно) отошел от стойки ресепшн, за которой оставил недоумевающую женщину – которая, правда, недолго недоумевала, практически сразу, как мы закончили разговаривать, она вернулась к своему облаку, – и устроился в одном из проволочных чудо-кресел в другом конце холла.
Я сел поближе к большому и чистому окну, похожему на портал в иной мир, за которым находился небольшой, но очень «грамотный» сад камней. Не часто в эти дни встретишь что-то традиционное, подумал я с удовольствием, да еще исполненное с такой тщательностью и, наверное, даже любовью. Держась за будто зависшие в воздухе подлокотники, я немного поерзал в кресле, пытаясь таким образом осознать факт, что это кресло, которое на вид было просто удивительным, оказалось еще и очень удобным. Это очевидно, тот, кто создал его, сделал это в первую очередь для человеческого комфорта, а не для того, чтобы произвести впечатление на держателей мебельных салонов и прочив критиканов. Хотя, думается мне, от этого кресла будут в восторге и обыватели и… богема.
Кто-то сказал мне – конечно, это был Кеншин, – что сад камней, если создан по всем канонам, способен творить чудеса. Правда, какие именно, Кеншин не уточнил. Вечно он так, соблазнит чем-нибудь сверхъестественным, а ты потом мучайся, ищи этому доказательства. Но это, конечно, поступок лучшего друга. Не подавать все на тарелочке, а как бы подводить к правде. Указывать на цель, но не вести к ней, предоставляя возможность самому искать путь. Может быть так, что этот сад сотворит чудо для меня и я обрету желанное?
В холле внезапно запахло старым письменным столом. Так пахнет бумага, подумал я, которая очень долго пролежала в темном ящике. Желтоватые, с рассыпающимися в прах краями листы. Этот запах схож с запахом начинающей потихоньку отцветать в саду сакуры. И тут я понял, что пахнет не в холле. Где-то еще, может, в его метафизической проекции. В голове почему-то закрутилось имя скульпторши из Хиросимы – Масако Минамото, Масако Минамото, Масако. Минамото. – и даже
