Батюшку ждёт кафедра, она в должном порядке: чернильница перевёрнута кверху дном, приготовлена ручка со сломанным пером, потыкав ею без толку в дно чернильницы, учитель чистит перо прямо о седую голову. Осаждая батюшку просьбой продолжить историю Тамерлана-завоевателя, озорник искусно суёт в рукав батюшкиной рясы карандаши, ручки, перья. Батюшка медленно овладевает мыслями, его внимание привлечено журналом, он снова берётся за ручку, не глядя, нащупывает отверстие чернильницы, обнаружив подвох, одним движением сметает с кафедры решительно всё; чернильница летит в угол, вдогонку из широкого рукава сыплются карандаши, ручки, перья. Батюшка, обезумев, не разбирая правого и виноватого, щедро раздает пощёчины. При всём своём добродушии, батюшка, теряя терпение, дрался как-то по-особенному, наотмашь, приговаривая при этом:
– Ведь я драться буду, вот оно что, и бить буду пребольно!
При каждом взмахе широких рукавов рясы ребята ухали хором, заставляя батюшку оборачиваться, делать остановки. Отведя таким образом душу, овладев собой, он принимался за журнал, отмечая по списку отсутствующих. Путаница при этом происходила невероятная, в списке была фамилия самого дежурного и всех его друзей, не желающих отвечать заданный урок. Батюшка обычно, вызвав ученика, сам же торопливо доставал из-под стола стаканчик и опрокидывал его. Учеников эта пикантная ситуация явно смешила. Кто-то с необыкновенным искусством воспроизводит его собственный голос: «Гаврилыч! Налей-ка стаканчик». Батюшка не мог равнодушно слышать этой коварной фразы с упоминанием имени дьячка – начиналось расследование. Виновники весьма находчиво переключали гнев батюшки на еврея Гарелика, оставшегося в классе из любопытства. Тут уж батюшка, забыв всё на свете, отводил душу! Врага церкви общими усилиями изгоняли из Храма науки. После чего следовали притчи, проповеди, в которых, сколько помню, доставалось главным образом Льву Толстому, тогда отлучённому от Православной церкви.
Перед батюшкой появляется маленькая юркая фигурка ученика, сторона лица его, обращённая к батюшке, полна смирения и наивности, другая, обращённая к классу, являет полную противоположность. Этот двуликий Янус, выждав время, дерёт руку вверх, терпеливо ожидая батюшкиного внимания:
– Ну, ты что? – говорит батюшка. – Встань, встань, когда обращаешься к старшему.
Ученик, опустив руку, встаёт:
– Я хочу спросить Вас, батюшка, можно?
– Ну, говори, говори…
Ученик мнётся.
– Я, батюшка, насчёт Адама и Евы.
– Эх, куда метнул! – по-гоголевски восклицает батюшка. – Ну и что же тебя интересует?
– Извините батюшка. У Адама с Евой было, кажется, два сына… Каин и Авель?
– Ну, положим, не два, а три, ты ещё Сифа забыл, нужно братец слушать, когда я объясняю уроки.
– Простите, батюшка, вот прошлый раз вы рассказывали, что Каин женился… а на ком женился, не сказали…
Батюшка
