Смельчаки, обнаруживая торчащие полы подрясника, издевательски кричат в коридор: «Ку-ку, ку-ку». Багровый, с трясущимися руками, батюшка возвращается в класс с руганью:
– Сволочи базарные, ублюдки, рвань площадная! Вам бы лишь хвосты собакам подкручивать. Прости меня, Господи!
Появление в дверях инспектора оканчивало безобразную сцену, следовала жестокая расправа, но батюшка, движимый безграничной добротой, жалостью, тут же становился ярым защитником пострадавших озорников. По уходе грозного начальства в классе устанавливалась небывалая тишина и порядок. Батюшкины мучители потрясены, а сам он, растроганный смирением ребят, отечески журит жестокие сердца. Батюшка говорил о своей старости, болезнях, и так жалостно, что трогал до слёз даже самых отпетых шалопаев.
Как-то по уговору ребята встретили батюшку мёртвой тишиной, он насторожился, ожидая новую для себя Голгофу. Продолжение этой мистификации взвинчивало ему нервы. Не выдержав характера, батюшка вставал во весь рост и, барабаня пальцами о кулак, торжественно обращался к ребятам.
– Вы что же это снова затеваете мерзавцы? Вам что, неймётся?
Под общий хохот класс невольно оживал.
– Вот так-то оно лучше, – говорил батюшка, удовлетворённо садясь на кафедру.
Под занавес следовал заключительный номер. Первые парты, а за ними и следующие, начинали еле заметное передвижение к кафедре. Под дребезжание звонка, когда урок оканчивался, пять парт наподобие рядов конницы, гарцевали уже перед самым носом батюшки, загораживая ему проход к дверям. Тут заявлялись все изгнанные батюшкой, отчаянно звоня в колокольчик под неистовый топот и свист; наскоро оканчивалась молитва дежурного, и батюшка, орудуя журналом по головам наездников, осеняя себя крестным знамением, старался как можно скорее выбраться из этого ада.
По субботам, обычно на большой перемене, торжественно собирали всю школу в общий зал. Дежурные преподаватели во главе с самим инспектором следили за порядком. Вооружённый крестом и Евангелием, батюшка начинал краткую беседу, объясняя учащимся содержание воскресной службы. Отпетые хулиганы, как правило, собирались возле батюшки под видом целования креста, путались у него под ногами, залезали в рясу, шепотком, боясь инспектора, просили благословения крестом. Батюшка в простоте душевной верил озорникам и безропотно выполнял их просьбы, особенно обнаглевших инспектор нещадно гнал, начиналась беседа:
– Евангелие, которое будет читаться завтра, – произносил батюшка нараспев, растягивая слова, ребята тут же подхватывали всем давно известное продолжение: «Имеет следующее содержание».
– Какое? – обращался батюшка к озорникам.
– А мы не знаем, батюшка, – отвечали они.
– А не знаете, так и не говорите! – и батюшка заученно начинал снова: – Евангелие, которое будет читаться завтра…
Опережая батюшку, снова следовала следующая фраза, и так до тех пор, пока не вмешивался инспектор, вытаскивая за шиворот особенно ретивых. Батюшка, повторив уверенно своё вступление без постороннего
