я в нерешительности после длительной паузы. – Я ни в коей мере не собираюсь тревожить миссис Харрисон своими признаниями. Она любит своего мужа, а он боготворит ее. Простите, сэр, что позволил себе хоть на мгновение мечтать о вашей дочери.
Капитан открыл глаза и посмотрел на меня с сочувствием.
– Бросьте, доктор Ранду, – произнес он. – Не извиняйтесь за любовь. Любовь жаждет благодарности.
Почтенный эльф
Уже на исходе была неделя, как я поселился в Латус-хилле и очутился в водовороте событий и переживаний, так круто изменивших не только само течение жизни моей, – чего я, собственно, добивался, – но и переворошивших безупречный душевный порядок, приобретенный мною за долгие годы.
Любовь посетила мое очерствелое сердце, но мои романтические стремления, лишившиеся крыльев еще на взлете, теперь, жалобно трепеща обрубками, с тоской и одновременно умиротворением находили утешение в чувстве самопожертвования, замешанного на стоическом отречении от надежды, и я стал находить в этом некое извращенное удовольствие. А вскоре меня стала забавлять моя юношеская влюбленность. Я даже вывел своеобразный закон о равновесии чувств в людской природе и порадовался, как старый зануда, что любовь соизволила посетить меня в столь серьезном возрасте, когда прежде, чем в избытке ломать дрова, одолевает здравый смысл и нашептывает до омерзения прагматические доводы.
Миссис Харрисон теперь предстала предо мной идолом поклонения и предметом восхищения, сродни шедевру искусства: смотри, восторгайся, но руками не трогай. Может быть, кто-то упрекнет меня в неспособности бороться, в мягкотелости и прочих, нелицеприятных для мужчины недостатках, я не оскорблюсь. Ведь я пришел слишком поздно, и нарушать душевный покой столь внезапно полюбившегося мне человека, кстати, счастливого в браке, делать его заложником своего страдания, значит, предать само понятие любви. Впрочем, все это спорно и пристрастно. А тем временем коварное чувство могло торжествовать победу, я – его очередная жертва, но праздновать я ему не позволил, испортив погоду для фейерверка холодностью рассудка и туманными философскими выводами.
Итак, после памятного короткого разговора с капитаном Гуилхемом о моих чувствах к его дочери, я решительно взял курс на жесткое подавление душевных порывов. И в этот мучительный для меня момент, мне была предложена в полное пользование библиотека Латус-хилла, весьма кстати, ибо широко известная истина, заключавшаяся в отвлечении от дел сердечных занятиями преимущественно умственными, имела под собой твердую основу.
Сие святилище науки, фантазий и мудрости было расположено в отдельном крыле замка, вероятней всего пристроенном, где-то на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков. Просторное помещение с тяжелыми балками под потолком и великолепным камином, образчиком высокого мастерства резчиков по камню елизаветинской эпохи. Стены, к которым прилагались две деревянные стремянки,
