одну бровь.
– Не знал, миледи, что вы ходите в защитниках у челяди, – произнес он, и тон его не предвещал ничего хорошего. – Вам, дорогая, вообще не следовало вмешиваться в разговор, потому как благодаря вашей снисходительности, юный джентльмен попрал сыновний долг и оставил нас всех решать презабавную задачу, куда делся наш драгоценный мистер Гуилхем.
– Коль ваш гнев привлекла я, милорд, – спокойно произнесла леди Уорбрук, – может, мы продолжим беседу без свидетелей?
– Отнюдь, сударыня, – небрежно оглядев кисть своей руки, отчеканил сэр Джонатан. – Я намерен разобраться в этом деле при общем собрании, дабы впредь избегать подобных потрясений, а также я объявляю всем: как только мистер Чарльз найдется, снисходительности и поблажек не будет более. Я слишком был терпим, и вот результат. Попрана дисциплина, всеобщая распущенность царит наряду с пренебрежением своими обязанностями.
– Вы, милорд, намерены сменить деспотию на тиранию? – не скрывая иронии, заметила его супруга.
Милорд метнул в леди Уорбрук гневный взгляд. Ее вызывающая манера держаться раздражала его и одновременно настораживала. Вместо удрученной выходкой своего первенца матери, он видел перед собой полную самообладания и вызова женщину, способную не только защищаться, но и нападать. Внезапно его поразила мысль, что он совершенно не знает человека, с которым его связывают двенадцать лет брака.
– Вы не смеете упрекать меня в излишней черствости, сударыня! – скрывая свое замешательство, проговорил милорд. – Напротив, мое чересчур демократичное отношение ко всем и вся и породило неразбериху и беспорядок, как в семейных делах, так и в прочем.
– О, да, – тихо сказала леди Уорбрук. – Это именно ваше «чуткое и сдержанное» отношение привели Флоренс и Роберта к краю пропасти.
– Что? – милорд поднялся со своего трона. – Что вы сказали, сударыня?
– Я сказала, что, если бы вы имели хоть каплю мягкости, о которой трубите повсюду, сэр, – проговорила миледи, – ваши брат и сестра были бы теперь с нами, как и наш сын Чарльз.
– Замолчите, Элеонор, – прошипел милорд. – Иначе… – от возмущения и негодования он не нашел слов, сорвался.
– Что «иначе», сэр? – не отступала его супруга. – Иначе вы превратите мою жизнь в ад? Что ж, мне не привыкать, меня давно терзает адская мука – мука жизни с вами.
Милорд сделал нервный жест рукой слугам, и те, опешившие от семейной сцены впервые так явно вспыхнувшей между супругами, неловко стадно удалились. Дети же остались в зале, не дыша от страха, забившись в уголок дивана.
– Таким образом, если я вас правильно понял, моя дорогая Элеонор, – уже спокойнее, взяв себя в руки, произнес милорд, – жизнь со мной приносит вам одни страдания. Или, вернее сказать, я в принципе приношу страдания всем. И решительно всем в нашей семье, начиная с моего брата-авантюриста, чуть не пустившего нас по миру и устроившего дуэль
