постепенно заполнялся. Отчетливо слышалась немецкая и румынская речь. По5шло взвизгивая, хохотали дамы офицеров. Вчерашние работницы и колхозницы, родом из самых отдаленных сел, приехавшие в Одессу в поисках лучшей жизни, они чувствовали себя королевами, манерно кутаясь в панбархат и чернобурки, не понимая, что на таких, как они, даже самая дорогая ткань будет выглядеть как настоящая дерюга.
В это самое время в своей гримерной – на удивление, просторной комнате, но без окна – сидел Антон Кулешов. Он лениво потягивал коньяк, глядя на свое отражение в зеркале. Зеркало подсвечивалось множеством ярко горящих электрических лампочек – так было удобнее накладывать грим.
Несмотря на то что на нем еще не было концертного костюма, а был дорогой шелковый халат, артист выглядел слишком напряженным, не похожим на себя. Концертный костюм – алая косоворотка, узкие черные штаны и длинные цыганские сапоги – был разложен на диване.
Лицо Кулешова было невероятно мрачным. Лоб прорезали глубокие морщины, губы были сжаты в сплошную узкую, какую-то жуткую полосу. Скулы напряглись так, что на щеках играли желваки. А руки были сжаты в кулаки, да так, что отчетливо выступили вены…
Глаза Кулешова горели нехорошим, мрачным огнем. Время от времени он шептал что-то и тогда еще сильней сжимал кулаки.
Периодически артист глотал коньяк большими глотками, но было видно, что он совершенно не чувствует его вкуса… Ну кто бы мог представить, что через какой-то час он будет распевать развеселые, пошлые куплеты? И, вторя ему, от смеха станет умирать целый зал? С таким лицом перед публикой не появляются… Да и вообще ни перед кем не появляются…
Дверь гримерки без стука распахнулась и внутрь влетела Танечка Малахова – молоденькая очень хорошенькая артисточка из мюзик-холла, с которой Кулешов провел три ночи подряд.
– Милый, там полный зал! – защебетала она. – Ты не поверишь, кто приехал! Сам губернатор и…
В этот момент Кулешов в очередной раз сжал кулаки и отчетливо громко выругался. В зеркале Танечка увидела его лицо.
– Милый, что с тобой? – перепугавшись, она попятилась к дверям.
Не обращая на нее никакого внимания, Кулешов снова так же громко что-то произнес.
– Что ты говоришь? – Танечка растерялась. – Я ничего не поняла. – Что это за язык?
– По-русски понимаешь? Пошла вон! – Антон повернулся к девушке, яростно сверкая глазами. – Пошла вон, дура! Чтобы духу твоего тут не было! Вон!!!
Вспыхнув, еле сдерживая слезы, Танечка бросилась прочь из гримерки. Вскочив с места, Кулешов заметался из стороны в сторону, словно раненый зверь. Затем схватил с вешалки тяжелое, на ватине, пальто и выбежал в коридор, громко хлопнув дверью. Даже там было слышно, как шумит переполненный зал…
Глава 2
Одесса, 4 января 1942 года
Дополнительные столики с трудом поставили возле стен, сдвинув уже стоящие. Сделать это было
