одно лицо, одно телосложение. Это представлялось Амизаку дурным предзнаменованием. Он подумал, что каменного гиганта нужно раскрошить на куски, а Октамиса все же пора казнить, несмотря на все его достоинства.
Растолкав воинов, он подошел к молчаливому скопищу пленников, сидящих или лежащих на земле.
– Кто понимает наш язык, отзовись, – произнес он, переводя взгляд с одного лица на другое. – Такого я обещаю отпустить на свободу, как только он ответит на мои вопросы. Боги и люди тому свидетели.
Амизак картинно раскинул руки и обратил лицо к ночному небу, потом снова посмотрел на пленных. Один из них нерешительно поднялся и произнес слова приветствия. Речь его звучала несколько непривычно, но была понятна. Он назвался Барадасом и, как выяснилось после расспросов, принадлежал к родственному племени Амизака.
– Почему же ты не убил себя, собака? – грозно загомонили сколоты. – Зачем согласился быть рабом у никчемных склавинов?
Вождь оборвал их нетерпеливым взмахом руки и приступил к расспросам. Барадас отвечал с подчеркнутой готовностью, часто кивая и прикладывая руки к груди. Его угодливость раздражала, но вещи он рассказывал любопытные, поэтому Амизак слушал его, не перебивая…
Итак, обоз следовал от приморских греков, куда склавины возили на обмен мед, меха и горючую смолу. Вырученный товар предназначался для их вождя Яра, правящего страной из Высокого городища. Туда было еще полдня пути, поэтому склавины решили сделать передышку. Теперь они жалели об этом. Спокойствие родных краев оказалось обманчивым. Мало кто надеялся попасть домой и обнять родных.
Амизака не интересовали мысли и чувства пленников.
– Что это? – спросил он, указывая на белокаменного истукана.
– Греческий бог войны, – ответил Барадас. – Арес его зовут. Греки очень его чтят. Яр о нем прослышал и решил установить у себя. Чтобы не знать поражений в сражениях. Мы выменяли Ареса по его повелению.
– Но не довезли, – отчеканил Амизак, после чего повернулся к своему воинству и распорядился: – Привяжите греческого бога к лошадям, оттащите к реке и там утопите. Туда ему и дорога.
– Остановись, вождь, – встрепенулся Октамис. – Нельзя так с богами обращаться, даже если они чужие.
– Пошел вон.
Голос Амизака был преисполнен равнодушия, но лучше бы он накричал на юношу, чем обошелся с ним столь холодно и презрительно. Это было равнозначно тому, что бросить его на растерзание остальным воинам, которые все это время ревновали Октамиса и завидовали его возвышению. Настало время сведения счетов. Многие подумали так, хотя решили отложить месть на потом. Сперва сколотам предстояли иные, более увлекательные забавы: расправа над пленными и дележ добычи.
Что касается Октамиса, то он утратил интерес к обычным развлечениям – настолько его взволновал вид статуи. Незнакомый греческий бог не представлялся ему чужим, вовсе нет. Усмотрев
