мне приятное. Решил подарить большой пряник с художественной картинкой из карамельной глазури. Поскольку пряников было много с разными картинками, то и выбор у меня оказался значительным. Продавец подала пряник с большим портретом нашего президента и государственным гербом:
– Вот, возьмите – рекомендую, очень вкусный.
Беру, рассматриваю. Здорово, портретное сходство поразительное. Представил, как стану есть «вкусного президента», да еще и с гербом. Стоя, что ли, и при развернутых знаменах? О чем думают те, кто выпускает такие пряники? И отказался.
– Ну, если вы такой щепетильный, то вот вам пряник с Обамой, – предложила продавец.
Обама, улыбаясь всеми тридцатью двумя зубами, доверчивыми глазами приветствовал меня со своего пряника. Конечно, с Обамой проще, только как я вопьюсь зубами в эти доверчивые глаза? Тем более что в наших с ним отношениях еще не было этого сна и такого недостойного с его стороны поведения. Хотя, наверное, я бы и в этом случае отказался.
– Батюшка, берите, он такой вкусный, – уговаривала продавец. – Когда его ешь, он хрустит.
– Кто хрустит, Обама? Я же не каннибал.
– Нет, конечно, глазурованная картинка хрустит.
– А может, лучше что-нибудь традиционное?
– Пожалуйста. – И девушка подала пряник с весело танцующей коровой.
Это было то, что надо. Я отвез его моей «лисе Алисе». Ей уже исполнилось полтора года, и она знала, что коровка говорит «му-у-у-у».
Ее любимая игрушка, «поющая корова», умела петь песенки, но не танцевала. А моя, что на прянике, танцевала, и очень славно. Наверняка она ей понравилась.
Уже через час мы с моим помощником Володей сидели в его машине. Ехали и слушали Гарика Сукачева. А Гарик в это время в привычной ему категоричной манере требовал от американских империалистов «дать свободу Анджеле Дэвис».
– Ты смотри, как заходится, сердешный, – сокрушался мой товарищ.
Добрую часть жизни Володя отработал в Москве водителем автобуса. А поскольку водить автобус он начинал еще до изобретения громкоговорящей связи, то и сокрушался не тише Сукачева.
Не так давно я пригласил его помогать мне в алтаре. И ничуть об этом не жалею. Теперь мои «мироносицы» притихли и ведут себя словно мыши. Главное, он им самим нравится: наконец-то, говорят, в алтаре появился мужчина. «Страсть какой строгий. А нам это нравится. Мужик, он и должен быть о какой! Кулак, а не мужик, не то что некоторые». При этом явно намекая на батюшку.
– Мы тоже в свое время заходились по этой Анджеле Дэвис. Помнишь ее курчавую негритянскую головку?
– А то ж. Кто же ее не помнит? – пожал плечами Володя. – Мы тогда ей всем классом письмо писали, в едином порыве требуя: «Свободу Анджеле Дэвис». Гарик, наверное, тоже ей письма писал и так увлекся, что никак с тех пор не угомонится.
Интересно, куда девались те письма от наших детей в США? Ведь каждый класс их строчил. И везде
