избавиться.
У него усмешка какая-то нервная, когда он поднимается с земли, когда доходит обратно до стола и тянется за чашей. Одиночество в толпе ощущается на Олимпе лучше, чем где-либо среди смертных. Одиночество в толпе ощущается так явно, что он выпивает еще чашу или две, может, даже три, Дионис не имеет привычки за собой считать.
– Пойду прогуляюсь, – зачем-то он произносит это вслух, но вряд ли кто-то замечает. Афина поворачивает к нему голову, но судя по тому, что она молчит, ему то ли показалось, то ли ей и правда нет дела.
Им всем друг до друга здесь нет дела, пока не встает вопрос о неприязни.
И в этом, пожалуй, есть не только плохое.
Голова туманная, когда он спускается с Олимпа. Голова туманная, но воздух вокруг теплый, воздух слишком разгоряченный, поэтому прогулка не помогает, лишь хуже делает. Он спотыкается у самого подножья, упирается рукой в небольшой скалистый выступ и смеется. Смеется-смеется-смеется, забывает, над чем изначально засмеялся. Давится воздухом, не в силах перестать смеяться.
Воздух теплый, воздух горячий и все еще не остывший после жаркого дня, а он отталкивается от выступа, осматривает местность вокруг, не ища чего-то особенного, не ища чего-то конкретного. Это вроде как прогулка, типа той, которую он совершает каждое утро по Олимпу. Это вроде как прогулка, но он идет куда-то прямо, потом правее, потом еще дважды направо и один раз налево, а дальше сбивается, перестает запоминать дорогу. Обратно он все равно придет; даже если потратит на это пару недель, все равно вернется. Или за ним пошлет отец, если вспомнит. Или, ну вдруг, за ним пойдет Гермес, потому что Гермес любопытный, Гермес никого в покое не оставляет надолго.
Дионис не старается намеренно потеряться. Он теряется ненамеренно, но не испытывает паники, не испытывает ничего, что стоило бы испытывать, когда удаляешься от дома, когда уходишь все дальше и дальше. Вместо ожидаемой паники лишь легкость, лишь ощущение свободы и состояние почти что полета. Только туман в голове не рассеивается, а становится плотнее, гуще, ощутимее.
Он ничего не помнит толком, когда выходит к каким-то садам. Или что это? Лимонные деревья, высаженные рядами, потом оливковые деревья, потом какие-то кусты. А еще душно, ужасно душно, он останавливается у живой изгороди, зелень сжимает ладонями и голову запрокидывает.
Темное небо кажется ужасно недостижимым. Голова кружиться начинает то ли от духоты, то ли от того, что он ее слишком резко запрокинул. Но звезд так много, а ощущение пространства огромно и безгранично.
Остаться бы навечно в этом состоянии. Смотреть на далекие звезды, мерцающие в темноте, чувствовать свободу и легкость. Правда, от какого-нибудь ветра он бы совершенно не отказался. Это единственное, чего не хватает прекрасной и свободной ночи.
А потом он слышит голоса, которые заставляют выйти из этого состояния душного транса.
Дионис
