от толпы, чтобы случайно не заразиться от них вассальским менталитетом. А то и вовсе уезжают куда подальше. Никакого патриотизма. Патриотизм в голове лишь у тех, кто не видел городов, более развитых и более комфортных. Более соответствующих его запросам. Патриотизм – это мягкий вид психоза, которым люди оправдывают свои бедность и бездействие. Они говорят о нем не потому, что действительно любят родину (за что ее любить?), а потому, что им некуда деваться. Рыбки тоже горят патриотизмом к аквариуму, потому что за его пределами нет воды. Мой друг, например, уже был за границей. Был – и вернулся. Потому что бизнес легче идет в среде хаоса и бандитизма. Но если вдруг условия перестанут его устраивать – он будет первым, кто отсюда уедет.
– Сегодня воскресенье?
– Вроде.
Я спрашиваю, только чтобы убедиться, что сегодня нас никто не схватит на улице и не начнет предъявлять обвинения (как это давеча произошло со мной). Во‑первых, воскресный дообеденный сон распространяется и на полицейских. Правоохранительные органы дрыхнут. Во‑вторых, официально Черный Рынок – я имею в виду ту официальность, которую может себе позволить подпольная торговля, – открыт только в субботу. А значит, и охота на его представителей тоже была в субботу. А значит, что сейчас, подойдя к мосту через речку‑вонючку, мы увидели бы только разбитые кованые ворота и ряды гаражей за ними. Очень старых, обшарпанных гаражей с навесными замками на дверях. И больше ничего.
Но мы идем домой к Сенку, и ворота Черного Рынка нам не по пути.
– Я решил забрать Матильду из лагеря.
Вот так новость.
– Зачем?
– Там ее ничему хорошему не научат. Да и врачи эти мне не нравятся. Они считают отклонением от нормы то, что ребенок не повторяет за всеми эти глупости про равенство и братство. Не пьет набор таблеток за обедом. Не страдает фигней. Я вообще считаю, что любить родину необязательно, потому что наша родина не здесь, а читать и писать Мотя и так умеет. А кроме как читать и писать лагерь только материться может научить.
– Согласна. Эх, кто бы меня в свое время вот так же взял и забрал из этого гадючника?
– Вот и я думаю, кто бы меня забрал?
Нам с Сенком не повезло, государственное образование уже проехалось по нашим умам и убедило, что светлого будущего здесь нет.
– Я, может, стал бы каким‑нибудь влиятельным политиком, изменил бы мир к лучшему.
«Ну‑ну, а так всего лишь – дипломированный математик и программист, который знает все на свете», – проворчал голос в моей голове.
Кроме вздоха, мне нечем ответить. Если бы Сенк действительно стал политиком, он или изменил бы мир к лучшему, или сам стал бы одной из этих сытых улиток, делающих селфи в здании парламента. Наши политики – единственные, пожалуй, на всей планете люди, ничего по сути не делающие, но при этом никому недоступные из‑за вечной занятости. Сенк – полная им противоположность: он все время чем‑то занят, но всегда открыт для диалога. Хотя даже и без него мир и порядок были бы реальны в нашей стране, если бы не жадность. Ведь что такое
