уменьшается. А шансов предсказать так десять раз подряд – почти ноль. Но у этой истории есть изнанка. Энн, посмотри на нее не с позиции калифорнийца, а с позиции балтиморского брокера. Итак, первая неделя прогноза. Письма получает не один калифорниец, а 10 240 американцев из разных штатов. Но письма эти были разные. Половина из них сообщала, что акции вырастут – как это было с письмом тому калифорнийцу. А вторая половина сообщала противоположное. То есть – что эти же акции упадут. Проходит первая неделя, на бирже происходят изменения. Акции выросли. 5 120 человек, которые получили письма с неправильным прогнозом, больше ничего не получают от балтиморского брокера. Они – в пролете. Но наш калифорниец и еще 5 119 человек, получили «правильный» прогноз. И на следующей неделе они опять получают письма. Здесь, как и в прошлый раз, половина утверждает одно, половина – противоположное. И после этой недели остается 2 560 человек, которые получили два правильных прогноза подряд. И так далее. Энн, ты умеешь считать? После десяти недель остается десять «финалистов», которые десять раз подряд получили верные прогнозы от балтиморского брокера – независимо от того, что происходило на бирже. Эти десять человек уже думают, что он гений, и верят на все сто процентов, что и будущие его прогнозы окажутся верными. И готовы хорошо ему заплатить.
Я послушно дала увести себя в дебри Сенковых мыслей, оглянулась по сторонам и нашла их весьма резонными. Правильными. Прямоугольными. Как и все в голове моего друга.
– Ты думаешь, что утверждение о начале войны – такая же лотерейная рассылка?
– Без понятия, – пожал плечами Сенк, – но я думаю, что их отправитель хочет, чтобы я верил ему. И хочет, чтобы я думал, будто он знает больше меня.
– Зачем тогда ты ведешь себя, будто действительно веришь в это?
Тут Сенк меня удивил.
– А почему нет? Какое мне дело до человека, решившего со мной поиграть? Энн, война – это биржа. Если наш прогнозист прав, то, уехав, мы избежим катастрофы. А если не прав – то мы больше никогда не получим от него писем. Только и всего.
Мы прошли через весь двор, миновали ряд автомобилей, припаркованных прямо посреди тротуара. Оставалось совсем чуть‑чуть. Под домом номер 17‑А мы вступили в тень – солнце спряталось за крышей. Тень позволила мне перестать все время щуриться.
На лавочках у подъездов сидят пожилые женщины и неторопливо беседуют.
– Значит, побег. И куда мы собираемся?
Я беспечно надеюсь на то, что план уже есть. Кто‑то может возмутиться насчет моей пассивности. Штурвал до сих пор был у Сенка, и зачем отбирать его, если Сенк – прекрасный мореплаватель?
– Пока не знаю, но далеко.
«Далеко» – это куда? Такой ответ лучше, чем ничего. Но меня он не устраивает.
– А нам хватит документов на это «далеко»?
Выезжая из города Ж, в первую очередь нужно беспокоиться не о том, чтобы на выезд хватило денег, а о том,
