и криво усмехнулась так, что Фёдор немедленно понял, что тянет максимум на троечку. По ее критериям фейсконтроль он не прошел. Вот беда-то! – ничего существенного я вам сообщить не могу. Извиняйте пожалуйста!
– Извиняю, – вздохнул Фёдор и поднялся со скамейки.
Простившись с якобы подругой исчезнувшей Хохолковой, он неспешным шагом направился через сквер к припаркованной на соседней улице машине. Он шел и думал, что жизнь устроена очень странно: живет на свете красивая, талантливая, целеустремленная девушка, служит балериной в престижном театре с вкусным названием «Кабриоль», ее окружает куча людей, с кем она общается каждый день. Но вот она исчезает и никто, ни одна живая душа даже не забеспокоилась, не подняла тревогу: куда пропал человек? Всем на всех наплевать! Вот она наша печальная действительность. Прихватит сердце, упадешь на улице, никто не подойдет, помощь не окажет. Мимо будет идти тысяча людей, уткнувшись мордами в свои гаджеты и ни на что не обращая внимания. Помрешь, не получив помощь вовремя – ну, извини, брат, судьба такая!
Фёдор сердито сплюнул себе под ноги. Ерундовое на первый взгляд дело не желало раскрываться. Более того, от него отчетливо попахивало чем-то нехорошим. Неужели придется все-таки шерстить морги и отчеты о неопознанных трупах? Ему почему-то очень не хотелось, чтобы красивая девушка с фотографии, похожая на куколку Барби, нашлась в холодильнике судебного морга.
Глава 3. В которой Варвара идет на нарушение закона
Понедельник
***
Егор проснулся поздно, позволив себе выспаться в единственный выходной, в понедельник. Вчера после спектакля вернулся за полночь и долго не мог уснуть. Он теперь вообще плохо спал, мучили кошмары.
Он открыл глаза и посмотрел на узкие полосы света, бьющего через неплотно закрытые жалюзи. Судя по всему, день уже был в разгаре. Надо было вставать, но расслабленное долгим сном тело отозвалось нудной болью и скованностью. «Развалина!» – обругал себя Егор, сдернул одеяло и сел, опустив ноги на пол. Пошевелил пальцами, разглядывая свои ступни. Тут же боль пробежалась по ним, как пианист по клавишам, играя гамму: заныл каждый суставчик, каждая мышца. Но голубая сетка вен, еще вечером уродовавшая натруженные ноги, к утру опала и побледнела.
Он встал, накинул махровый халат на плечи и, растирая на ходу затекшую шею, пошел в ванную. Из зеркала на него глянула заспанная, угрюмая физиономия.
– Ну и рожа, – вздохнул артист, ощупав проросшую за ночь щетину на щеках и растопыренными пальцами зачесывая назад длинную русую чёлку.
Бриться не хотелось, но небритым явиться туда, куда он должен был сегодня явиться было просто немыслимо. Романтический принц не имел права на небритость. Вздохнув, он размазал по лицу нежную пушистую пену и стал с остервенением
