style="font-size:15px;"> Сорвил глянул на захватывающую дух картину – стены Иштеребинта, поднимавшиеся над ним впереди и по бокам, – и был удивлен собственным гневом. Старые гиргалльские жрецы в Храме всегда указывали на мирскую злобу как на качество, достойное не сожаления, а прославления. «Чистые руки нельзя очистить!» – голосили они строки из Священной Хигараты. Чистый мир лишен боевой доблести, лишен жертвы и воздаяния. Слава покоилась в искажении вод.
Но это… такая грязь не могла родить славу, такое зло могло породить только трагедию – карикатуру. Злобы мира сего, начинал понимать он, были намного сложней его благ. К распущенности Анасуримборов он мог добавить теперь уродство эмвама. Возможно, благочестивые дураки не без причины принимали простоту за истину.
Мир был не столь примитивен, как Сакарп, в нем существовали шранки, в нем жили люди, а место между ними занимали тупые твари.
Неужели ты такой дурак, Сорва?
Нет.
Нет, отец.
Сорвил сделал все возможное, чтобы не обращать внимания на сборище мелких тварей. Трое путешественников поднимались, преодолевали уклон, хотя скорее могло показаться, что их несет поток голов, плеч и заплечных мешков, выхваченных светом Сервы из ожившей тьмы. Они шли мимо столпов, стоявших возле дороги. Казалось, что они сложены не из камня, а из мыла, настолько неясными и расплывчатыми сделались вырезанные на них фигуры. Единственной общей чертой их всех, кроме размера, был изображенный под капителью лик, превращенный веками в какое-то подобие рыбы и обращенный, по мнению Сорвила, в сторону юга, вне зависимости от того, куда поворачивала дорога.
– Если люди обожествляют места, нелюди почитают дороги, – пояснила Серва, заметив его удивленный взгляд. – Летняя лестница когда-то была их храмом.
Король-верующий посмотрел на нее, затем взглянул на верхушку колонны, мимо которой Серва проходила в толпе, – на аиста, бледного и изящного на фоне бесконечной ночной пустоты. Страх не позволил его взгляду задержаться надолго.
– Пройти по этой дороге значило очиститься, – продолжила она, меряя взглядом представшую перед ними горную стену, – очиститься от всего, что может испачкать собою глубины.
Он поежился, вновь обратив внимание на телесное уродство эмвама.
Так, в сопровождении отпрысков выродившегося племени, они достигли наконец Киррю-нола, легендарного Высшего Яруса Иштеребинта. Гора к этому времени поглотила Гвоздь Небес. Отгородившись ладонью от зажженного Сервой света, Сорвил едва мог различить что-либо еще, кроме разящей тьмы. Он кое-как распознавал чудовищные лики, висящие на такой высоте, от которой ломило шею, и другие, подобные украшавшим столпы вдоль дороги Процессий и взиравшие по диагонали на юг. Он скорее угадывал, чем видел циклопические тела под ними. Тишина, одновременно тревожная и почтительная, легла на эмвама. Они начали вертеть головами, бросая лихорадочные взгляды
