одолеть его.
Конфликт представлений. Во что бы то ни стало опровергнуть те, что властвуют над душами людей. Истина столь же объективно и просто, как и удача, выделяет мертвецов среди побежденных.
– Посему я начал действовать как пророк, всегда отрицая, что являюсь им, зная, что разум мой потрясет тебя и твоих братьев и в конечном итоге вы сами провозгласите меня вашим пророком.
– Нет! Это…
– Так я овладел своим народом и Первой Священной войной…
Место провело длинными пальцами по щеке короля-верующего, от виска к челюсти. Оно знало, что те свирепые и беззаконные дни уже казались нереальными этому человеку. Внутри него остался осадок, оттиск свидетельства вспыхивал время от времени в снах и воспоминаниях. Галька с берега океана, и ничего более. Подобно всем прочим, кто выжил, его непрестанно бросало на берег и затягивало обратно.
– Отец предвидел это, он знал, что испытания, вставшие на моем пути, преобразуют меня, знал, что убийца, посланный Ишуалью, явится как его ученик.
Вздорная ярость. Детский гнев.
– Нет! Этого не мо!..
– Однако было и кое-что, чего он понять не сумел…
Недопустимая нерешительность. Надежда, пробивающаяся сквозь муку, сквозь удушье… мечтающая все обратить вспять, вернуть назад, сделать таким, каким оно было.
– Что? Что?
– Что испытание это доведет меня до безумия.
– Но ты же мой Господь! М-мое спасение!
– Карасканд… Кругораспятие…
– Нет, прекрати! Прекрати наконец! Я… Я умоляю тебя! Пожа…
– Я начал видеть… призраки, начал слышать голоса… Со мной что-то начало говорить.
– Прошу тебя… я-я…
– И пребывая в расстройстве, я слушал… и исполнял распоряжения.
Рыдания сотрясали человека, конвульсии осиротевшего ребенка. Однако слова эти произвели в Пройасе какое-то действо, словно его закрутили воротом и отпустили. Место ослабило хватку, опустило его к себе на колени. Налитые кровью глаза взирали на него, не зная ни позора, ни ярости.
– Я убил своего отца, – молвило Место.
– Бог! Это должен быть Бог! Бог…
– Нет, Пройас. Соберись с духом. Узри сей ужас!
Я возделываю поля…
Липкое дыхание. Взгляд искоса: душа пытается с подозрением отмахнуться от собственных предчувствий.
– Ты думаешь, ч-что этот голос… был твоим собственным?
И сжигаю их.
Место улыбнулось небрежной улыбкой, свойственной тем, кого не интересуют столь мелкие раздоры.
– Суть вещи кроется в ее происхождении, Пройас. Я не знаю, откуда приходит этот голос.
Надежда, просиявшая в своей неотложной необходимости.
– Небо! Он исходит с Неба! Разве ты не видишь?
Место снисходительно воззрилось на самого прекрасного из своих рабов.
– Тогда
