Они подобны тем проволокам, которые айнонцы вталкивают в глотки бежавших и пойманных рабов. Извивающиеся и пронзающие, еще более перепутывающиеся в результате движений обычного пищеварения предметы, удушающие изнутри, убивающие один изнемогающий орган за другим.
Двадцать лет раболепной преданности перевернуты и рассыпаны. Двадцать лет веры, истинной, глубокой, способной объявить убийство святым деянием.
Как? Как воспримут заудуньяни ниспровержение своих самых искренних верований?
Глаза человека дергались, выдавая внутренний жар.
– Н-но… но что ты сказал… К-как должен человек поклоняться?
Келлхус не стал отвечать сразу, дожидаясь неизбежного безмолвного вопроса.
– Сомневайся, – наконец произнес он, захватывая взгляд ученика железным кулаком собственного взгляда. – Вопрошай, но не так, как вопрошают коллегиане или патроны, а так, как вопрошают недоумевающие, как те, кто воистину взыскует пределы своего знания. Просить – значит преклонять колена, значит говорить: здесь да будет конец мой… Но разве может быть иначе? Бесконечное невозможно, Пройас, и поэтому люди имеют склонность скрывать этот факт за собственными отражениями – наделять Бога бородой и желаниями! И называть Оно – Он!
Изображая усталость, он поднес к челу обрамленную золотым сиянием руку.
– Но не так. Ужас. Ненависть к себе самому. Страдание, неведение и смятение. Лишь эти пути образуют честную дорогу к Богу.
Король-верующий поник лицом, подавил короткое рыдание.
– Это место… где ты сейчас находишься, Пройас. Вот тебе откровение. Бог не есть утешение. Бог не есть закон, не есть любовь, не есть разум, не есть любой другой инструмент нашей увечной конечности. У Бога нет голоса, нет облика, нет сердца или разума.
Человек зашелся рыданием… кашлем.
– Бог есть оно, не имеющее формы и абсолютное.
Тихое стенание, одновременно вопросительное и обвиняющее.
Как?
Место, именуемое Келлхус, наблюдало за тем, как король-верующий исчез в собственной сущности и сама суть его человечности растворилась, словно комок песка в быстрой воде. Отмечены отклонения. Предположения исправлены. И над всем расцвела вероятность, во всем разнообразии своих ветвей, новых возможностей, готовых пасть под твердым ножом реальности.
Изолированы причины.
– И что нам дастся за это? – выкашлял человек губами в слюнях и соплях.
Да, мой друг. Как насчет спасения?
– Никаких компенсаций, – ответило Место, – кроме знания.
– Знания того, что мы ничего не знаем!
– Именно.
– И значит?..
Печаль… испытующая печаль.
– Ты видишь? После всех этих лет ты наконец понял.
Мгновение ошеломленного взгляда, опухшее лицо качается, словно на палубе тонущего корабля. Человеку нет необходимости говорить, ибо Место слышит имя.
Ахкеймион.
