общую нехватку топлива, жечь костры после обеденной стражи было запрещено. Тем не менее трое людей, рыцарей Льва Пустыни, если судить по грязным сюрко, склонялись к небольшому костерку, разложенному в нескольких шагах от входа в шатер, прямо как мальчишки, капающие воском на муравьев. Пройас немедленно узнал в этой троице капитанов Саубона: его меченосца, Типиля Мепиро, крохотного амотийца, известного своей чрезвычайной удачливостью в поединках; его могучего щитоносца, куригалдера Юстера Скраула, тощего заику, прозванного Бардом за прорезающееся на поле брани красноречие, и его же прославленного копьеносца, Турхига Богуяра, рыжеволосого воителя холька, самым очевидным образом происходящего никак не меньше чем от самого Эрьелка Разорителя.
Нечто в их поведении – косые взгляды, согнутые спины – встревожило Пройаса.
– Что здесь происходит?
Даже их реакция на его вопрос была подозрительной – то, как они переглянулись, словно за пределами их небольшого кружка не могло существовать никакой другой власти.
Голова шранка поблескивала на коленях огромного воина-холька.
– Я спросил, – с внезапным остервенением проговорил Пройас, – что здесь происходит?
Все трое повернулись к нему, словно на каком-то шарнире. Закон требовал, чтобы капитаны пали «на лице свое»; однако они вперили в него дышащие убийством взгляды. Богуяр прикрыл тряпкой свой неаппетитный трофей. Рыцари Льва Пустыни были известны отсутствием хороших манер: некоторые называли их «бандитами Саубона». Если все короли-верующие строили свои дворы из камней, рожденных в благородной касте, Саубон, так и не простивший Блудницу за то, что она сделала его седьмым сыном старого ублюдка Эрьеата, был вынужден копать в канаве.
– Закон ждет вашего отв…
Из палатки прогудел могучий и знакомый голос, принадлежащий самому Льву Пустыни.
– Пройас? Что ты делаешь здесь?
Саубон появился из-за полога: седеющие волосы примяты шлемом, голый торс, нижняя часть тела в исподнем.
– Я пришел совещаться с тобою, брат мой, – сказал Пройас, едва взглянув на Саубона. – Однако эти псы…
– Ответят передо мной, – отрезал Саубон, подцепляя длинной рукой полог своего шатра. – Каждый из нас идет по жизни собственным путем.
– И они предпочли избрать путь кнута, – ровным тоном проговорил Пройас, глядя на Саубона, в жесткой, присущей Новой империи манере. Не допускающей исключений. Во всяком случае, привычка командовать еще не оставила его.
Король Карасканда пробормотал какое-то галеотское ругательство. Мепиро, Скраул и Богуяр наблюдали за происходящим как обнаглевшие сыновья слишком заботливого и беспринципного папаши. Однако в своей заносчивости – или, точнее, в нежелании скрыть ее – они переступили грань допустимого, и этого уже было довольно. Хмурое выражение на лице Саубона сменилось отстраненным. Они преувеличили собственные возможности, и Пройас с известным удовлетворением отметил, как скисли все три физиономии.
Забыв
