Отель «Амелес», расположенный в самом центре планеты, в ее сердце, казался одиноким и покинутым. Десятки бассейнов опустели, предоставив свою синюю плоть крупным дождевым каплям. Тысячи мощенных белым камнем троп, которые тянулись от отеля, как вены от сердца, омывались нескончаемыми потоками воды. Десятки казино, театров и ресторанов пустовали, тщетно дожидаясь своих клиентов. Даже бордели – и те закрылись задолго до рассвета, распустив по домам заскучавших блудниц, чьи таланты в эту ночь остались невостребованными.
Адриана собрала вещи и попрощалась с Финлеем.
– Может быть, ко мне? – предложила она ему, задержавшись на мгновение в дверях. – Хотя, наверное, нет, – ответила она самой себе. – Не сегодня.
Финлей улыбнулся ей, но Адриана уже не увидела этого. Дождь барабанил по плексигласовой крыше, бился о тротуар, забрызгивая ноги. Адриана прикрыла голову кожаной сумочкой и перебежала на другую сторону тротуара. Пушистый зверек с большими глазами, которого дождь выгнал из своей норы, зашипел, защищая территорию.
– Ну что? Тоже не любишь дождь? – спросила Адриана.
Зверек фыркнул и попятился назад.
– Никто не любит, – сказала она и протянула руку, чтобы погладить ка-доби.
Зверек снова фыркнул. Его мокрая шерсть вздыбилась.
– Ну и черт с тобой, – Адриана выпрямилась и пошла прочь.
Ка-доби засеменил следом. Иногда блудница оглядывалась и смотрела на зверька. Тогда он останавливался и снова начинал фыркать. Адриана вошла в лифт и позвала ка-доби. Он опасливо попятился. Двери закрылись.
– И стоило идти?! – сказала блудница.
Она вышла в коридор. До квартиры и сна оставалась пара шагов.
– Мадам! – осторожно позвал ее незнакомец.
Адриана смерила араба усталым взглядом.
– До рассвета еще далеко, мадам, – улыбнулся араб, склоняя голову.
– До рассвета еще целая ночь, – согласилась Адриана. – Но бордели уже закрылись, а вы не похожи на человека, способного оплатить отдельный номер и…
– О! Не я, мадам! – прервал араб, смиренно склоняя голову. – Мой господин приглашает вас.
– Ах! – Адриана попыталась взглянуть на араба иначе. Представить его в качестве слуги. – Прости. Не могу вспомнить…
– Не извиняйтесь, мадам! – черные глаза араба скользили по ее телу. – Вы не знаете моего хозяина. Не должны знать. Он никого не рисует дважды. Никогда не рисует.
– Рисует? – Адриана посмотрела на двери своей квартиры. – Боюсь, ты ошибся, слуга, – разочаровано сказала она. – Я блудница, а не натурщица.
– Разве? – в голосе араба мелькнула дерзость. – Разве мадам не позирует каждую ночь?
– Боюсь, это немного другое искусство.
– Поэтому мой хозяин и приглашает вас, – почтение араба лопнуло, как воздушный шар. Теперь он открыто разглядывал Адриану, раздевал ее своими черными глазами, изучал ее тело. – Его кисти ждут вас, мадам.
– Кисти? – блудница подумала, что ночь действительно будет долгой.
Ка-доби поднялся по лестнице, услышал ее голос и начал скрестись в закрытую дверь.
– Ваше животное? – спросил блудницу араб.
– Теперь, наверное, мое, – сказала она.
Зверек посмотрел на араба и недовольно фыркнул. Адриана открыла дверь в свою квартиру.
– Ну проходи, – сказала она ка-доби.
Зверек принюхался, сравнивая запахи.
– Да проходи. Не бойся. – Адриана посмотрела на араба и улыбнулась. – Никто ведь не любит ждать, верно?
Араб поклонился. Ка-доби перепрыгнул через порог и недовольно зафыркал. Адриана закрыла дверь.
– Так, значит, твой хозяин художник? – спросила она араба.
Он снова поклонился.
Лифт возвратил их в просторный холл. Дождь намочил одежду. Адриана вспомнила Финлея.
– Выходит, твоему хозяину нравятся женщины? – спросила она араба.
– Моему хозяину нравятся картины. – Он вызвал лифт и пропустил блудницу вперед. – Все остальное лишь образы, ассоциации.
– У меня есть один знакомый, – осторожно сказала Адриана. – Так вот он говорит, что все художники, которых он знает, – гомосексуалисты.
Араб промолчал. Они вышли в коридор, освещенный гобеленами. Под ногами был мягкий ковер, в котором тонули тонкие шпильки блудницы. Дверей было мало, а те, что были, выглядели
