style="font-size:15px;"> – Простите! Я думал…
– Вы думали, это мой муж. Но это всего лишь его жена. Так что разрешите представиться. Вас я уже знаю по фотографиям. Думаю, их у моего супруга семнадцать.
– Не может быть, чтобы семнадцать, леди Генри!
– Ну, значит, восемнадцать… А кроме того, я на днях видела вас вдвоем в опере.
Говоря, она нервно посмеивалась и не сводила с Дориана своих голубых, как незабудки, глаз. Это была странная женщина. Взгляд ее казался отсутствующим, а ее туалеты имели такой вид, словно были скроены в припадке ярости и надеты в разгар разбушевавшейся бури. Леди Уоттон вечно была в кого-нибудь влюблена, но всегда безответно, и это помогало ей сохранять все свои иллюзии. Стараясь казаться как можно более живописной, она выглядела скорее неряшливой. Звали ее Викторией, и у нее была мания часто ходить в церковь.
– Вы, верно, видели нас на «Лоэнгрине»[33], леди Генри?
– Да, на божественном «Лоэнгрине». Музыку Вагнера я люблю больше всего на свете. Она такая громогласная, что можно болтать все время, не боясь, что тебя услышат соседи; это одно из ее главных достоинств. Вы согласны со мной, мистер Грей?
С ее тонких губ сорвался все тот же отрывистый, нервный смешок, и она принялась вертеть в пальцах длинный черепаховый нож для разрезания бумаги.
Дориан с улыбкой покачал головой:
– Боюсь, я с вами не могу согласиться, леди Генри. Я никогда не разговариваю во время исполнения музыки, по крайней мере хорошей. Другое дело – музыка плохая. Ее мы просто обязаны заглушать разговором.
– Это ведь одно из высказываний Гарри, не правда ли, мистер Грей? Я постоянно слышу от друзей Гарри его суждения по разному поводу. Только так я о них и узнаю. Ну а что касается музыки… не думайте, что я ее не люблю. Хорошую музыку я обожаю, но боюсь ее – она настраивает меня на слишком романтический лад. Пианистов я прямо-таки боготворю, иногда сразу двоих, как шутит Гарри. Не знаю, что меня привлекает в них… Может быть, то, что они иностранцы. Они ведь, кажется, все иностранцы? Даже те, что родились в Англии, со временем становятся иностранцами, не так ли? И правильно делают, потому что это придает их искусству дополнительное очарование, делает его космополитичным – разве я не права, мистер Грей? Кстати, вы ведь, кажется, еще не бывали ни на одном из моих званых вечеров? Приходите непременно. Орхидей я себе не могу позволить, но на иностранцев денег не жалею – они придают гостиной такой живописный вид! А вот и Гарри! Гарри, я заехала домой специально для того, чтобы увидеть тебя и спросить кое о чем – вот только не помню, о чем – и неожиданно нашла здесь мистера Грея. Мы с ним очень мило поболтали о музыке. И абсолютно сошлись во мнениях… впрочем, кажется, наоборот – абсолютно разошлись во мнениях. Но все равно, мне было очень приятно, и я рада, что мы познакомились.
– Я в восторге, моя любовь, в совершенном восторге, – сказал лорд Генри, приподняв свои изогнутые дугой темные брови и глядя на обоих со слегка иронической улыбкой. – Извините, что заставил вас ждать, Дориан. Я ездил на Уордор-стрит
«Лоэнгрин» – опера немецкого композитора Рихарда Вагнера (1813-1883), написанная на сюжет средневековой легенды.
