бы то ни было. Жизнь и без дембельских замашек вполне удалась.
– Ай, ребята, пришли уже, – всё так же счастливо причитал старшина. – Садитесь, садитесь, кушайте, дарагие. Как я радый, как я радый, что живые вы…
Мы уселись за стол и я, моментально водрузив на кусок хлеба колбасу, отправил бутерброд в желудок. В жизни ничего вкуснее не ел.
– Ай, кушайте, кушайте, ребята, – неустанно повторяя, Арутюнян наполнил до краёв стопки и придвинул их к нам. – Ну, давайте, ребята. За приезд ваш давайте. Ай, надо, ребята, надо.
Чокнулись и прапорщик выпил первым. Мы тоже греть не стали и через долю секунды довольно закряхтели. Хорошо пошла зараза. И ведь первый раз в жизни попробовал самогонку. Даже в деревне не решался, от одного запаха воротило, а этот ничего, толковый. Опьянел я моментально и медленно осматривая помещение, спросил:
– А каптёр где?
– Ай, какой каптёр? Зачем он мне, когда я сам лучше, – пожаловался Арутюнян, пережёвывая кусок куриного мяса. – От нового призыва толку нет совсем, никакого понятия у них…
– Так и мы без понятия были, – ухмыльнулся Татарин, вилкой доставая из банки мятый помидор. – Вспомни, как ты меня петухом обзывал, когда я ночью попался с сигаретами для дедушек. Ночью в город в самоход бегал и, как раз, вернулся, типа без палева думал, а тут ты…
– Ай, нет, вам пинка дашь, и вы понимаете уже, как надо, – возразил старшина. – А этих не тронь, они жалобы сразу пишут, в этот, как его, комитет материнский…
– Какой комитет? – переспросил я, перестав жевать. – Чего это?
– Ай, не знаешь. А почему не знаешь? Ай, они давно уже есть, – Арутюнян снова наполнил стопки до краёв. – А потому что они раньше не лезли к нам так, как теперь лезут. Они политические враги. Ай, я думаю, у них заказ, армию нашу развалить, и они это сделают. Вы меня, ребята, знаете, я зазря никогда никого не бил, не ругал, только за дело. По-мужицки, чтоб вы из армии нормальными людьми в жизнь вышли, если вас до армии не научили. Ай, вы думаете, вас там, на гражданке бить не будут, если неправильно делать будете, не по-мужски?
Прапорщик коснулся стопки, хотел поднять, но передумал.
– Ай, ты, Курт, помнишь, как ты в столовой повариху отматерил, что она тебе жидко льёт?
– Ну, – кивнул я, не сводя глаз со стопки и обмакивая в соусе из кетчупа и майонеза прожаренную шкурку окорочка.
– Забудет он, как же, – рассмеялся Татарин. – Мало того, что сразу от поварихи половником по башке отхватил, так у него ещё потом вся задница сине-чёрная была, как ты его пряжкой ремня исполосовал. Слушай, Курт, а выходит тебя тогда досрочно в слоны перевели, и не какие-то там дедушки, а лично старшина роты.
Я улыбнулся и вспомнил, что и в самом деле целую неделю не мог сидеть и даже ел в столовке стоя, а спал исключительно на животе, при этом старослужащим врал, что мне совсем не больно и видел, они за то меня уважают.
– Воот, – многозначительно протянул прапорщик и поднял-таки стопку. – Такая травма,
