ты воин, а не эти вот. Ты хорошо должен кушать. Ай, завтра ко мне, шашлык из барашка будем кушать, а щас ужин человеческий сварганим по-бырому. Евдокимов!
– Я!
По глазам старшины было видно, он опять хотел сказать младшему сержанту про магнитофон известной марки, но сдержался.
– Самого шаристого бойца в магазин…
– Теперь? – неуверенный уточнил дежурный по роте.
– Нет, через неделю! – прикрикнул Арутюнян. – Ай, сейчас, конечно…
– Так ужин, товарищ прапорщик. Как же он потом один, без роты? Его же не накормят…
– Ай, как, как? Языком! Вот как! Я скажу, накормят!
С трудом сдерживая смех от излюбленного старшиной «языком», также с ударением на первую букву, я кое-как произнёс:
– Старшина, пусть похавают сходят, а мы успеем, раз даёшь добро на приём пищи не по уставу…
– Ай, какой устав, Курт? Ты дэмбель. Нет для тебя больше устав, – сдался Арутюнян и скомандовал младшему сержанту. – Евдокимов, петух абаный! Что ты встал?! Люди кушать хотят! Веди роту на ужин! Ай, бегом давай!
– Равняйсь! Смирно! Направо! Шагом марш! – раздались привычные и в тоже время давно забытые строевые команды, которыми на войне пользовались крайне редко, да и то при штабных проверках.
Несколько десятков человек покинули расположение, оставив нас троих, и я подумал о дежурном по роте. А ничего себе так командир. Бравый, хоть и дерзкий. Видно, не лупили ещё по-взрослому.
– Ай, давайте, сынки, давайте, идите, делайте, что вам надо, – улыбался Арутюнян. – И приходите, буду вас кормить, а то какой я старшина, если у меня солдаты голодные.
Татарин, первым пошёл к умывальнику, я за ним, но сделав всего пару шагов, обернулся и увидел, как сильно хромает прапорщик. Захотел сказать об этом Гафуру, однако тот, ступая осторожно, чтобы не поскользнуться на надраенном до блеска кафеле огромного санузла, опередил меня:
– Я заметил.
Бросив вещмешок в углу да раздевшись до пояса, я нещадно сдирал станком редкую, но дюже колючую растительность на подбородке и ответил другу не сразу, а несколько раз сполоснув лицо едва тёплой, пахнущей ржавчиной водой из-под крана.
– Ему же тогда, при обстреле, коленную чашечку раздробило. Не представляю, как собрать смогли. Даже без опоры ходит…
Чёрт возьми, сколько же я не видел обычных крана, раковины, унитаза? Полгода, а такое ощущение, что вечность. Одичал. И эта вода, которой умывался, была лучшим напитком, что когда-либо пробовал.
– В столичном госпитале да не собрали бы, они и не такие операции, – хмыкнул Татарин и замолк на полуслове, настороженно глядя на вошедшего в умывальник Арутюняна с двумя комплектами новой формы и нательного белья с портянками.
– Ай, нет, сынки, так не пойдёт. Каво стесняетесь? Ай, скидывайте с себя всё тряпьё завшивелое и купайтесь полностью.
– Как тут мыться целиком, старшина? – озадаченно спросил Гафур.
– Как,
