гнездилась мысль подняться на твою вершину и тем самым исполнить несбывшееся желание отца. Но ты сказал: «Милый сын! Будь гордым там, где это требуется, и не наступай ногой на мою гордость!» Ты призвал меня к сабуру. Ты взрастил меня, Шалбуздаг. Чтобы не держать в душе дерзновенную мысль, больше я не приблизился к твоему подножию: перебрался к Красной горе и превратился в дервиша в ее владениях, но сердце свое я оставил тебе, Шалбуздаг-отец. Облегчи его тоску-кручину, милый, найди для него лекарство. – Неожиданно дядя Шах-Буба замолчал. Но когда говорил, он был похож не на пастуха, а на святого, держащего путь на зиярат. Теперь же он, со склоненной на груди головой, напоминал, по его же словам, дервиша; казалось, он отошел от всего мира, печаль и горе заполонили его сердце, полное несбывшихся надежд.
А какое у него горе, я знал. Птицы в моей груди уже не хотели взмыть в небо: они нахохлились и дрожали, словно оказавшись на морозе. Теперь мое сердце окончательно убедилось: этот человек, дядя Шах-Буба, пастух в ватнике и лохматой папахе, обутый в шаламы, не таков, как все остальные люди, он другой, только я не знаю, как его назвать. И я сказал:
– Ты настоящий поэт! Ты, дядя Шах-Буба!
– Эх, сынок, темный пастух разве может стать поэтом? Я лишь горе свое изливаю. Поэты говорят стихами. Поэты по-своему находят красоту, соблюдают свои высокие традиции. То, что зреет в глубинах сердца, они просеивают через сито поэзии, крупные зерна, что остаются на сите, – и есть стихи, а те, кто сумел выбрать эти лучшие зерна, – поэты… У меня нет такого сита…
Мне нравилось говорить о стихах – слова дяди Шах-Бубы открывали передо мной неизвестный мир, и этот мир манил меня. Я почувствовал пустоту тех строк, что выводил тайно от всех, и в душе обрадовался, что никому их не показывал.
– Ты сказал: говори с Богом… Но как? – спросил я.
– Ей-богу, ты хочешь стать поэтом, – засмеялся дядя Шах-Буба. – Знай же: с кем бы, с чем бы ты ни говорил, ты говоришь с Богом, потому что всех, с кем ты говоришь, Он создал. Вот почему, что бы ты ни сказал, надо сказать откровенно и с чистыми помыслами, чтобы слова твои исходили из сердца. Надо стараться так говорить, приучать к этому самого себя. Слово, что ты сказал камню или роднику, цветку или орлу, слышит Бог. Он присутствует в каждом камушке, былинке, роднике, во всем.
– Когда люди говорят друг с другом – то же самое?
– Да. Только каждый человек, когда говорит с другим, совершает свои дела, должен стараться не говорить такого слова, не совершать такого дела, после чего Бог может уйти из него. Иначе он перестанет быть тем, кем создал его Бог. – Дядя Шах-Буба увлекся, видимо, он скучал без собеседника и теперь раскрывал мне свои мысли, неспешно шагая, с огоньками, зажегшимися в карих глазах. – С самим Богом говори в трудную пору, когда в помыслах твоих начинает царить неразбериха, когда ничто и никто, кроме Него, не может тебе помочь… – Вдруг он остановился и тут же обернулся тем дядей Шах-Бубой, которого я всегда знал, на лице его появилась виноватая улыбка. – Извини, друг мой, должно быть, я надоел тебе своими длинными
