случалось, но отряхнувшись, она снова ползет вверх. Удивительная жажда жизни. Рано или поздно ей всё удастся – таким удается. Женька гадала, почему? Ни способностями, ни внешними данными Мадо не выделяется. Ничем, кроме неистребимого стремления урвать кусок посочнее. Ее мир – мир ценников и планок. Высоты, глубины, скорости. Мир барьеров, взять которые стоит любой ценой. Она не боится унизить и унизиться. Продать и продаться. Женьке хотелось думать, что всё-таки есть вещи, на которые Мадо не пойдет. Опыт утверждал обратное. Женька не раз видела, как нравственность подруги не выдерживала испытания даже сиюминутным соблазном. Женька гнала эти мысли. «Ну чем таким я могу быть полезна Мадо? Да ничем! Денег я не дам, протекции не обещаю, пожить у себя не зову и не предлагаю никакой помощи. Я неуязвима для этой изобретательной стервы. И зачем глубоко копаться?»
Женька и в своей моральной чистоте не уверена, что ж тут требовать от других. Вон Лакшми, хорошая, всегда готова помочь, всегда в приподнятом настроении – но до появления Мадо Женька и не замечала, как с ней скучно. А ведь и правда скучно. С Лакшми никогда не выкинут из «Вивалави» среди ночи по многочисленным просьбам постоянных посетительниц, с Лакшми никогда не попробуешь вещества, о которых еще даже толком ничего не известно. С Лакшми даже перчёных сплетен не узнаешь. С ней только и можно, что надежно дружить и полагаться на ее дружеское плечо. И вовремя подставлять свое. Всё. Это неплохо, но хочется же и праздника. «С другой стороны, – подумала Женька, – нельзя отрицать этическое несовершенство наших отношений. Мадо всячески притесняет Лакшми, а я молчу, словно так и должно быть. А что делать! – оправдывалась она, – Лакшми совершенно не вписалась. Она не от мира сего. Глупенькая, блаженная…» Что-то в этом оправдании было столь нечестным, что Женька предпочла оборвать внутренний диалог. Слышать доводы разума об интересах Мадо и бескорыстии Лакшми совершенно не хотелось.
Такие споры Женька вела регулярно, особенно в дороге и перед сном, но мало в них преуспевала. Поиск истины сводился к тому, что та в конце лабиринта оказывалась иной, чем хотелось. Лабиринт кончался, а истина лежала в его тупике всё та же – Лакшми не воткнет нож в спину, а Мадо – всегда рада.
Но признавая все достоинства Лакшми, Женька раз за разом относила ее к области скучного, к рукоделию, энциклопедиям, фольклору и фрешу из сельдерея. Кроме того, что-то нашептывало ей, что, невзирая на крайнюю доброту и нетребовательность, Лакшми не лишена самолюбия, а даже наоборот, уважает ближнего именно из уважения к себе, и скоро, совсем скоро ей эта роль надоест. Тогда Женька окажется в весьма незавидном положении, в распоряжении Мадо без тыла за спиной. Трудность заключалась еще и в том, что обилие знакомых, с кем провести вечер, съездить на пляж или сгонять на очередную премьеру усыпляло бдительность: казалось, всегда рядом друзья. Между тем, дружба складывалась только с непритязательной, по-щенячьи безобидной и преданной Лакшми, ну еще с эмо-Эйми. А хотелось – с ураганной Мадо, с ее спонтанными шопингами на последние деньги или за чужой счет. С ее нюхом на бесплатные способы получить платное. С ее кругом знакомств, от которого за версту разит большим пороком и мелкими грешками. Общение с Мадо попахивало сексуальной борьбой,
