двигатель. Дед мой называл «Грису» нечистой силой – но тот не обижался. Работа и вправду у него была грязная и тяжёлая – но делал он её быстро и аккуратно.
Пару раз в месяц раздавались цоканье лошадиных копыт и грохот колёс по булыжной мостовой. Затем – трубные звуки. Это приезжал на конной повозке с бочкой татарин – керосинщик Наиль и пел в жестяную рупор: «Ки – ира – а-си – ин! Ки – ира – син!» И все старухи нашей улицы наперегонки, с бидончиками в руках, спешили занимать очередь… Это было время керосинок – на них готовили и разогревали еду.
У Наиля, маленького, но крепкого и жилистого мужичка, было необыкновенно морщинистое, безволосое лицо, без ресниц и бровей. Все на нашей улице знали, что керосинщик Наиль воевал и горел в бронемашине. Кожа его лица и рук была словно из мятой полупрозрачной бумаги. Как бабушкина восковая калька, в которую она любила заворачивать свои пироги.
Бабушка всегда брала меня с собой на улицу. Я помогал нести ей бидон. Потом мы стояли в очереди – повозка останавливалась между перекрёстками, – и первыми успевали не мы, а те, кто жил напротив…
…Запах керосина растекался над мостовой… Подходила наша очередь. Бабушка следила за воронкой в бидоне и струёй из бочки – чтобы не было недолива.
Я же следил за лошадью. Каждый раз, когда заканчивали разливать керосин, она принималась нетерпеливо перебирать копытами. Керосинщик прикрикивал на неё – и одергивал вожжи. Тогда лошадь фыркала и принималась мочиться широченной пенной струёй с брызгами. Бабульки в очереди ругались и отпрыгивали.
– Э – э – э-э, сектен – достала ты меня! – ругался керосинщик.
Но струю было уже не остановить – она казалось бесконечной. Я глаз не мог оторвать – всё ждал: когда же «керосин» у лошади кончится?
…Иногда с улицы доносился и вовсе странный крик: «Шара – бара! Шара – бара!» И звук: цок – цок – цок – как у лошади керосинщика, но тише и мягче.
Что такое Шара – бара? Кто это цокает? Я пытался подглядеть в щёлку калитки. Но доски в ней были пригнаны без щелей. Разглядеть, кто кричит, было невозможно.
Молочницу я видел – она к нам домой приходила. Точильщик работал во дворе. Я всегда стоял рядом и завороженно смотрел на искры, летящие из – под точильного круга. Это было лучше бенгальского огня! Всех я видел, кроме таинственного Шара – бара. Пока я был дошколёнком, меня одного, без взрослых, на улицу не пускали. От моих вопросов «Кто такой Шара – бара?» отец отмахивался, а бабушка недовольно поджимала губы и отвечала коротко: «Жулики». Что это значит, я тоже не знал, но понимал – не выпустят. И загадочное слово Шара-Бара продолжало разжигать моё любопытство.
Когда в очередной раз приехал керосинщик, я, услышав его трубный призыв, опрометью побежал сообщить бабушке. Каждый выход на улицу был для меня приключением. В этот раз я так спешил, что мы оказались в очереди вторыми – сразу же за нашей соседкой Марьпалной. Но как только керосин полился в наш бидон, лошадь вскинула голову, зазвенев упряжью, – и пронзительно
