с дедом наблюдали за ним, стоя у крыльца.
– А вот и еда! – мама вернулась и положила перед ежом мясо.
Ёж пошевелил носом – хоботком над шариком и вцепился в него. Он чавкал так громко, как будто это наша бабушка жамкает руками бельё в тазике. Фрикадельку он слопал за несколько секунд – и накинулся на следующую. Жевал ежик, фыркая, притоптывая, шевеля ушами и оставшимися иголками.
– Всё, – сказала мама. – Хватит. А то лопнет.
Ёжик и вправду округлился и даже порозовел ещё ярче. Он разочарованно обнюхал пол крыльца, но не польстился на оставшиеся крошки. Затем деловито потрусил к ступенькам – и скатился с них, как колобок. Мы и охнуть не успели.
Через мгновение ёж уже топал по мощёной кирпичами дорожке по направлению к кустам. Я попытался его поймать.
– Не трогай, – остановил меня дед.
– Не надо, он спать пошёл. К жене и деткам своим торопится, – добавила мама.
Я стоял и смотрел, как шевелятся заросли лилейника, между которыми пробирался лысый ёжик…
Было уже поздно, мы погасили на крыльце свет – и пошли ложиться спать. Мы с мамой – к папе. Дед – к бабушке.
Папа Марк спал на диване. Он устал на работе и не проснулся, когда приходил ёжик. Его высокая шевелюра смешно лежала рядом с головой, на подушке.
– Мама, – спросил я, когда уже лежал под одеялом, – правда, хорошо, что у нас папа не лысый?
– Правда, – ответила мама.
– Мам, а что такое мошонка?
– Спи, давай. Завтра в энциклопедии прочтешь.
Про фонарик я вспомнил только на следующий день. Он так и остался лежать на дорожке, вымощенной жёлтым кирпичом.
Ки-ра-си-ин!
И другие крики уличных торговцев
Моя ташкентская улица, на которой я родился и вырос, была длинной – предлинной. На табличке, которая висела на доме, было написано «ул. Им. Гоголя», но ещё с позапрошлого века называли мою улицу Гоголевская. Протянулась она от самого Алайского базара до трамвайного парка Таштрам, пересекая Пушкинскую, Карла Маркса, Куйбышева… Но по-настоящему своей я считал её на участке от школы имени Шумилова до улицы Ремесленной. Везде давно уже был асфальт, но здесь сохранилось изначальное булыжное мощение конца девятнадцатого века – из розовых и серых гранитных камней, окатанных в горных потоках.
Застроена булыжная Гоголевская была одноэтажными жилыми домами. У каждого – два – три окна на улицу и входная дверь в нише фасада, с крыльцом и каменными ступенями. Назывался такой вход по – ленинградски – «парадная».
Между домами – деревянные ворота с калитками, за которыми – дворы и сады. Вдоль улицы – тротуар, широкий травяной газон, арык[24] с проточной водой и два ряда высоких деревьев. Все разные – не было рядом двух одинаковых: чинары, клёны, ясени, акации и гледиции, орешины, высоченные пирамидальные тополя, катальпы, с огромными листьями в форме сердца – их называли адамовым деревом[25],
Арык – в Средней Азии так называется небольшой оросительный канал.
Адамовым ташкентцы в те времена ошибочно называли дерево катальпу; настоящее адамово дерево – это Павловния, но оно гораздо реже встречалось на улицах города.
