такие же вертикальные гуманоиды, как и мы с тобой, – произнес Дилайт невозмутимо. – Культура у нас с ними единая. И потом, тебе с ним не общаться, а работать.
– Как можно работать не общаясь? – удивился Аксютин. Дилайт не ответил. – Ну что же… Мы, ксенологи, специалисты по общению. Уж как-нибудь сконструируем подходящую и для него и для нас сигнальную систему, – закончил он без особого энтузиазма.
Ему и в самом деле становилось немного тоскливо и хотелось домой. К бронированным котурнам и маячившим в недалекой перспективе бронированным кюлотам добавлялся совсем уже непредвиденный плоддер. Миссия обещала быть хлопотной. «Интересно, как к этой новости отнесутся Вилга и Биссонет?» – подумал Аксютин с некоторым оживлением.
Дилайт придавил ладонью сенсоры одной из дверей, дождался, пока она откроется, и вошел первым. Аксютин энергично шагнул следом и, понятно, споткнулся.
В помещении, куда они попали, стоял полированный и практически пустой стол подковой – для совещаний. Несколько кресел с бархатной обивкой были распиханы по углам.
Во главе стола сидел шеф-пилот галактической базы Ханс-Ивар Дедекам, темный лицом от специфического загара, светловолосый и светлоусый. При виде ксенологов он изобразил короткую улыбку вежливости и жестом пригласил садиться. А в углу, в заметно напряженной позе, на самом краешке сиденья пребывал, по всей очевидности, обещанный плоддер.
Выглядел он примечательно. Дочерна загорелое и непроницаемое для эмоций лицо, на котором контрастно выделялись серые, почти прозрачные глаза. Короткая, без претензий на право именоваться прической, стрижка, благодаря которой издали ее носитель казался бритоголовым. Куртка из черной, грубой даже на взгляд материи, небрежно расстегнутая на мощной, обтянутой тонким свитером груди. Сморщенные розовые пятна старых ожогов на шее. Широченные плечи. Руки с почти непристойно выпирающими бицепсами, настороженно умостившиеся на коленях. Черные брюки из еще более грубой материи, под которой скрывались и вовсе несуразно мощные ноги. И до боли в пятках знакомые космические ботинки, но не такие новенькие, как на Аксютине, а битые-перебитые, в царапинах и наплывах, облупившиеся на носках, будто плоддер только и знал, что пинать кого-то под весьма, должно быть, тугой зад.
Аксютин поймал себя на том, что не следит за нитью уже завязавшегося между Дилайтом и Дедекамом разговора, а с нескрываемым интересом пялится на плоддера. Тому, очевидно, скоро наскучило быть объектом пристального внимания, и он вдруг выпалил в Аксютина прямым залпом из обоих глаз, как из двух стволов сразу, да так, что холодная волна прокатилась по ксенологу от натруженных ступней до корней волос.
Аксютин аж слегка просел в своем кресле. «Такой и убить способен, – подумал он с содроганием. – может быть, он потому и плоддер, что способен убить?» Это умозаключение энтузиазма
