одетый в белую, школьную еще рубашку и серый отцовский свадебный костюм (пиджак с подставными плечами и брюки с наглаженными стрелками), на крестьянских лапах – начищенные утром, но к вечеру напудренные пылью, как две престарелые кокотки, носатые туфли, на шее – полосатый галстук, под мышкой – специально купленная черная папка с прейскурантом цен (полномочный представитель английского чая, по словам доки Романа, должен был выглядеть именно так), исходил ближний край Южной Столицы вдоль и поперек, так что на ногах образовались роговые наросты, – киоски, магазины и магазинчики находились не далеко, но и не так чтобы близко друг от друга, а разъезжать на маршрутках Сашка не мог: просадил бы все с таким трудом заработанные проценты от продаж. У Сашки не оказалось менеджерских клыков, а без клыков продавать чай в нужных количествах не удавалось. В супер– и гипермаркеты Сашке соваться не велели – с маркетами выходили на связь такие гиены оптовой торговли, что даже Роман Недвига с жалким воем отбегал в сторону.
Мать, проезжая однажды мимо и увидев упористо шагавшего в расслабленной толпе Сашку, спешащего к очередному магазинчику, где ему обычно говорили, что у них уже заключен договор с представителем этой фирмы, или что чай очень дорог, нельзя ли сбавить цену (цену сбавить было нельзя – Роман Недвига не велел), или что нужного человека нет на месте и приходите, мол, завтра, послезавтра, никогда… – расплакалась. Так он был жалок и нелеп: двухметровый красавец, выросший из свадебного костюма отца, с папочкой под мышкой, бегущий под безжалостным курортным солнцем по цепочке менеджерских унижений. Сашка, случайно услыхав, как мать рассказывает отцу по мобильнику про свои слезы, весь сжался. Он бросил менеджерство, где волка клыки кормят, и пошел в стоики-продавцы магазина «Трек», до последней полки заваленного аудио– и видеодисками, а также компьютерными играми. Сашка должен был наблюдать за залом и давать ценные советы потенциальным покупателям, которых в трехэтажном особняке зимой, в мертвый сезон, было шаром покати. В первый же день он одурел от бестолкового стояния в зале, где даже воздух от множества кондиционеров, качающих тепло, казался испорченным. В «Треке» Сашка продержался недолго; затем был продуктовый гипермаркет «Магнит» – там он таскал со склада в торговый зал гнилую картошку, липких кур, банки с зеленым горошком, сделанным из сухого гороха (вот оно – повернутое вспять время!), и прочую несъедобную бурду, которой питались его соплеменники, да и он сам. Каждую ночь Сашке снилась школа, а, просыпаясь, он с тошнотворным ужасом вспоминал, что уже три года как закончил одиннадцатый класс. И – в отличие от втихомолку радующейся матери – переживал, что из-за плоскостопия его не взяли в армию. Он был уверен, что, вычеркнув из списка годных к службе, его выбили из нормальной колеи. Он сам себе казался непригодным к жизни: вполне возможно, просроченным (срок его годности был выбит где-нибудь на спирали ДНК).
В конце концов Сашка докатился до чайных плантаций
