Двадцать три рыла, как одно, уставились в пол.
Ивана выкрали для эксплуатации, отныне слесарь – тоже Лишенная Голоса Бесправная Тварь. А он-то, дурак, думал, что это в своей стране был Лишенной Голоса Бесправной Тварью! Теперь же из года в год Скукину предстояло выигрывать свиные бега и обогащать тем самым хозяев.
– А может быть, даже давать потомство, – вздохнула из угла какая-то свиноматка.
– Чтооо? – завопил Иван. Он даже не заметил, что рассуждает вслух. – Выпустите меня отсюда! Я сказал, выпустите!!!
– Расскажи, как было в твоей стране? – попытался успокоить разбушевавшегося гостя маленький Пой-Пой.
Иван придался с упоением своему повествованию. О пяти рабочих днях и двух выходных в неделю. Про трехразовое питание и вкусный кисель в заводской столовой. Про игру в нарды с коллегами и ежегодный хайлайт лета – недельную рыбалку. Про любимую семью, где никто никого не принуждал размножаться. И чем дальше Иван рассказывал, тем невыносимее становилась тоска по дому. В конце концов, по пухлой щеке с легкой щетиной потекла скупая мужская слеза. Затем вторая. И, наконец, Иван разрыдался, словно сентиментальная женщина. И ему даже не было стыдно, потому что, собственно, он и являлся женщиной. Розовой, с круглыми боками и щетиной на лице – совсем как его ненаглядная супруга Марья.
Свиньи слушали внимательно. Периодически кто-то завистливо вздыхал и переспрашивал:
– Да ты гонишь! Кормила? Каждый день? Свежим супом?
– Да, как максимум, двухдневной давности. Или трехдневной. Ну край – неделя, – ностальгировал Иван.
– И спал прямо на настоящем матрасе?
– А то! Хавёйсунд! В ИКЕЕ лично покупал!
– Что такое ИКЕЯ? – полюбопытствовал кто-то так, словно «Хавёйсунд» – самое обычное слово в поросячьем лексиконе.
– Это такой большой гараж с кучей предметов с непонятными названиями, из которых можно собрать что угодно, – со знанием дела удивил сородичей Иван. Те ахнули:
– И хлев?
– Естественно!
– И корыто?
– А то!
– И диван? – мечтательно протянул чей-то мягкий баритон.
– У меня дома Фрихетен! – гордо хрюкнул слесарь в ответ.
– Фрихетен! – завистливо воскликнуло хором несколько собратьев.
Внезапно Ивану померещилось, что на него уставились с восхищением не двадцать три рыла, а его коллеги по цеху – Митька, Константиныч, Иваныч, Иваныч Младший, Иваныч Одноглазый (получивший такое прозвище из-за своего чрезвычайно косящего левого глаза), Петрович, Павлова Валентина Викторовна, Палыч, Валентиныч, Викторович и остальные, менее значимые в его жизни, лица.
***
Было время, когда он, Иван, тогда еще не слесарь третьего разряда, а выпускник технического училища, амбициозный, перспективный и фонтанирующий идеями, ворвался в тусклую
