style="font-size:15px;"> Фло беззвучно раскрыла рот, как будто на нее вылили ведро ледяной воды. Глубоко уязвленная, она попыталась защититься, приняв горделивый вид.
– Если бы не моя мать, меня бы сейчас здесь не стояло!
– А я был бы счастливым человеком.
– Вот оно как? – усмехнулась Фло.
– Еще бы! Мне не пришлось бы всю жизнь маяться за то, что твой папаша спал с твоей мамашей.
– Ах ты грязный… – Фло затряслась. – Да моя мать, святая женщина, никогда…
– Ага. Она нашла тебя в капусте.
– Здесь ребенок! – Фло предостерегающе указала на Марджи, забившуюся в угол.
– Все равно ей придется узнать, – пробормотал Хенни, но ему стало стыдно за свои слова.
– Мало того, что она на улице слушает всякие гадости, так еще и в родном доме должна?
– Вот это ты называешь домом?
– А я виновата? Я пытаюсь создать уют, целыми днями стираю себе пальцы…
– …до костей.
– А все вечера сижу и пялюсь…
– …в стенку, – процитировал Хенни устало.
Муж и жена заговорили быстрее и еще более разгоряченно, прерывая друг друга. Казалось, они разыгрывали надоевшую пьесу, где каждый актер так затвердил текст, что запросто сыграет роль партнера.
Вскоре их слова вообще утратили всякий смысл. Значение имела только ярость, заключенная в тоне. Марджи дрожала от страха. Ей хотелось выбежать из своего угла и где-нибудь спрятаться, но она боялась привлечь к себе внимание.
Наконец вмешались соседи, которые поначалу слушали с интересом, но потом заскучали – этот диалог им уже приелся. Те, кто жил сверху, затопали ногами, требуя тишины. Те, кто жил снизу, забарабанили в потолок черенком метлы. Через двор донеслись крики жильцов дома на Грэнд-стрит:
– Заткнитесь!
– Захлопните окна, а лучше пасти!
Мальчишка, запускавший голубей с соседней крыши, лег на живот и свесил голову. Вдохновленный тесным общением с птицами, он прокричал Шэннонам:
– Снесите яйцо!
Высунувшись из окна, Хенни ответил на все претензии разом:
– Пошли к черту! Идите к черту вы все!
В его вопле были слышны слезы. Он закрыл окно. Приглушенное бормотание теплого летнего вечера перестало проникать в квартиру. Фло даже не подумала зажечь газ, хотя уже почти стемнело. Через какое-то время она поднялась, чтобы поставить в раковину посуду мужа. Оба пристыженно ощущали тяжелое послевкусие ссоры. Наконец Хенни с тихим отчаянием в голосе произнес:
– Что с нами стало, Фло?
«Это не моя вина», – хотела сказать она, но только закусила нижнюю губу. Ссора истощила ее силы, продолжать не хотелось.
Хенни заговорил опять, словно объясняя что-то самому себе:
– Я вырос на задворках Скоулз-стрит. Старики мои были люди деревенские и к городской жизни приспособились плохо. Их все шпыняли, а они шпыняли меня. Когда на Мур-стрит
