и тяжелая материя по-прежнему провисала на месте живота, который в свое время растягивал юбку так, что она чуть не лопалась по швам. Казалось, ребенок до сих пор не родился, и эта ткань продолжает его оберегать.
Фло зашагала быстрее, чтобы оторваться от своих мыслей. Но мысли тоже ускорились и не отставали. «Только вчера, – подумала она, – у меня было все. Сегодня нет ничего. Прошлое еще можно потерпеть, а вот настоящее – зло». В прошлом у нее была заботливая мать, любовь к парню, за которого она вышла замуж, маленькая дочка. Теперь мать умерла, муж превратился в угрюмого чужого человека, дочь исчезла.
«Она погибла, – решила Фло. – Утонула в Ньютаун-Крике, или ее засыпало углем, который наваливают большими кучами во дворах. Тело не найдут до самой зимы, когда люди начнут отапливаться».
Фло горько заплакала.
Через несколько минут она свернула на свою улицу и увидела Марджи: девочка сидела на бордюре возле их дома, уплетая неаполитанское мороженое в вафлях, которое купила ей незнакомая надушенная женщина.
У Фло едва не подкосились ноги: казалось, кости растаяли от нахлынувшего чувства облегчения. Но в следующую секунду оно сменилось убийственной яростью: она тут чуть все сердце не выплакала, горюя по умершему ребенку, а предмет ее горя между тем сидит себе преспокойно возле дома и наслаждается мороженым! Марджи встала и, улыбаясь, протянула матери свое лакомство в качестве соблазнительного приветствия.
– Я тебе покажу, как пугать меня до смерти! – закричала Фло.
Подскочив к дочери, она выбила мороженое у нее из руки и влепила ей пощечину: сначала одну, потом вторую для равновесия, потом еще и еще. Марджи раскачивалась из стороны в сторону, как последняя кегля в кегельбане, которая все никак не упадет.
Девочка была мала, и предметы, находившиеся на земле, казались ей больше, чем они кажутся взрослому человеку. Когда мама наступила на мороженое, упавшее в канавку, белые, коричневые и розовые капли, брызнув на новые сандалики, расплылись в детских глазах огромными пятнами.
Фло довела себя до жуткого бешенства.
– Ты у меня отучишься убегать! – вопила она. – Отучишься своевольничать! Погоди, вот вернется отец – он тебе задаст!
Марджи, не отрываясь, смотрела на растоптанное мороженое. Рывком за руку Фло заставила ее поднять глаза и в порыве гневного любопытства крикнула:
– Ты почему не плачешь?
Девочка пришла в замешательство: мама часто давала ей пощечины, когда она плакала, а теперь сердилась, что она не плачет. Не понимая, в чем дело, Марджи сдерживала слезы, проявляя то же упорство, которое проявила, отказавшись назвать чужим женщинам свое имя.
– Упрямица! – воскликнула Фло, точь-в-точь как та толстуха. – Вся в отца! Но я из тебя дурь выбью, чего бы мне это ни стоило! – И она ударила Марджи еще раз.
Глаза ребенка обожгла боль. Однако они остались сухими.
