оттого нам нет вестей
оттуда, писем иль сгорают
меж сфер, и прахом их костей
снежинки кружатся и тают.
И чтобы птицы так не жглись
и пухом чернь ту не впитали,
сгоняем прочь, храня их жизнь,
И жжём костры для тех, кто пали…
Вечный огонь
Цветком из камня он растёт,
меж пор брусчатки пробиваясь,
и словно памятный костёр,
второй уж век горит, взвиваясь.
Внимает гимну в сим кругу,
хранит тепло ушедших в небо.
А уголь – боль и зло к врагу,
дрова горящих изб и хлеба.
И пусть смиренно он горит,
не покидает смирных недр
вулканом мести, что горчит,
и что на пламя лих и щедр.
К камням надёжно он пришит
заветным вентилем и долгом.
И буйный факел лишь страшит,
что отнесёт искру к порогу
немецких хат. Он – страж стране,
что миру мир несёт сердечный.
И пусть огонь горит в огне,
являясь сердцем его вечно.
Навстречу
В её объятиях не гость,
не царь поэм, пока что…
Но смело топаю чрез мост,
ловя блеск взора каждый.
Она, как радужный цветок!
Все розы ниже рангом.
Не любит мёд, вино и рок.
Пестра, мила, как ржанка.
Ах, сколько песен, ярких нот
в распевах милой пташки?
Гляжу охотливо, как кот,
на ласковость мордашки.
И вот уж вижу дольки уст,
вкусней что пор шербета.
И я стремлюсь на наш союз
богини муз с поэтом.
Иди навстречу, длань подай,
сцеплюсь с тобою дюже.
Впущу в продуманный свой рай,
назвав его "Катюша".
Панковой Катюше
Инстинкт
Тумана вьёт светлая пена.
Шум винного моря в очах.
Двух судеб грядет перемена,
друживших ещё в малышах.
С листвою играются травы,
в дыханьях играют слова.
А сердце, как будто б и справа, -
настолько любовь их сильна!
И падают ско?вы, запреты,
и рушатся стены одежд.
А руки уж страстью согреты
взаимной, устроив мятеж
над вечно былым и державшим
смиреньем, смущением зря,
и вот, наконец-то, порвавшим
завесы, темь дум озаря.
Вулкана вся заводь клокочет.
Того виной чувства ль вино!?
Пусть
