покинул гостиную.
Пациент лейб-медика
Вечером того же дня Иван Самойлович Роджерсон вошёл в апартаменты, которые занимал двадцатидвухлетний фаворит государыни Екатерины Александр Дмитриевич Ланской, и спросил:
– How are you? – и сразу же повторил по-русски. – Как чувствуем себя, господин Александр?
Тот ответил:
– Силы потихоньку возвращаются.
– Это неплохо! – сказал лейб-медик. – Даже, пожалуй, очень хорошо! Выходит, raspberry помогает.
– А нет ли средства посильней малины?
– Княгиня Голицына рекомендует ещё хрен с горчицей употреблять. Во время обеда.
– Попробую! Хотя я и так люблю эти приправы. Но не думаю, что они могут мне помочь.
– Княгиня просто так ничего не посоветует.
– Попробую! – с надеждой воскликнул Ланской. – Принеси!
На следующий день
Придворный звонарь Кузьма Немов сказал негромко:
– Хватит спать! Пора вставать!
Затем перекрестился и семь раз пробил в колокол, возвещая о том, что уже 7 часов утра.
В пустом тёмном коридоре Зимнего дворца появилась заспанная Марья Перекусихина.
Происходила Марья Саввишна из семьи рязанских дворян. В юном возрасте перебралась в северную столицу и поступила на службу к великой княгине Екатерине Алексеевне, став одной из её комнатных девушек. Всех их на немецкий манер звали юнгферами. После переворота 1762 года, провозгласившего Екатерину самодержавной правительницей России, Марья Перекусихина оказалась в числе ближайших наперсниц государыни. Но при этом продолжала именоваться горничной царицы или – на всё тот же немецкий манер – камер-юнгферой или первой камер-фрау.
Подойдя к покоям императрицы, Марья Саввишна решительно отворила дверь и вошла в спальню. Екатерина уже проснулась, но всё ещё лежала в постели.
– Доброе утро, Катерина Лексевна! – негромко произнесла Перекусихина.
Государыня молчала.
– Доброе утро! – чуть громче повторила Марья.
– Здравствуй, Саввишна! – еле слышно ответила Екатерина. – Сон странный мне приснился. Разобраться хочу!
– Что за сон?
– Будто бы монумент ожил.
– Как это?
– Конь заржал, Пётр стеганул его, конь спрыгнул с гром-камня и поскакал. По Гороховой улице. А Пётр кричал на ходу, что до армии Суворова доскачет и поведёт её на Анапу.
– Что за Анапа такая?
– Крепость на Чёрном море. Турки её строят.
– Ну и пусть себе строят, турки – крепость, а мы – монумент! – сказала Перекусихина, раздвигая портьеры на окнах. – Со статуей всё ясно: четыре уж года прошло, как лошадку отлили, застоялся коник, и император заскучал. Решили поразмяться. И подсказать тем, кому сны такие снятся, что пришла пора с кроватки подниматься.
– Роджерсон по утрам полежать советует, – сказала Екатерина. – И Сашенька к тому же болен.
– Александр
