гостиную.
Появление любимого офицера
А музыка звучала всё громче и громче. Находившиеся в большой гостиной дети княгини бросились к окнам. За барчуками поспешили гувернёры. Из малой гостиной вышла и Наталья Голицына.
– Смотрите, смотрите! – крикнула Катя.
– Гвардейская конница идёт! – сразу определил Дмитрий.
– И музыка какая! – воскликнул Борис и галантно обратился к сестре. – Permettez-moi, Mademoiselle Catherine?
– Autorise! – ответила Катрин.
Борис протянул княжне руку, и молодые люди начали танцевать.
– Смотрите! – крикнул Дмитрий. – Офицер на белом коне!.. Спешился!
Брат с сестрой тотчас прекратили танцевать и подбежали к окну.
– К нам направился! – сказал Борис.
– К нам, маменька, к нам! – закричала Софья.
Княгиня Голицына подошла к окну.
На улице соскочивший с коня рослый офицер в шубе, накинутой на плечи, бросил поводья ординарцу и решительно направлялся к подъезду. Наталья Петровна повернулась к гувернёрам:
– Пьер, Сюзанна, уведите детей!
– Мсье! – позвал Пьер.
– Мадемуазель! – позвала Сюзанна.
– Мамочка! – хором запротестовали дети. – Ещё чуть-чуть!
– Никаких чуть-чуть! – строго ответила княгиня. – Из столовой тоже видно хорошо!
Гувернёры увели детей.
Тем временем комнатный лакей княгини Панкратий Быков, крепкий парень лет двадцати, провожая надевавшего шубу Роджерсона, услышал звонок и отворил входную дверь. Перед ним стоял статный офицер тридцати двух лет от роду.
– Милости просим, господин полковник! – сказал Быков. – Сейчас доложу!
Командир полка влетел в переднюю и чуть не столкнулся с лейб-медиком.
– Добрый день, господин Загряжский! – произнёс Роджерсон.
– Здравия желаю, господин лейб-лекарь!
А Быков заглянул в гостиную и доложил:
– Господин Загряжский!
– Зови! – кратко приказала княгиня.
Быков широко распахнул дверь, пропуская полковника, затем закрыл её и пошёл провожать лейб-медика.
А влетевший в гостиную полковник сбросил на пол шубу и, подбежав к княгине, обнял её:
– Bonjour, дорогая Наташенька!
– Ванюшенька, от окна отойдём! – воскликнула княгиня и потянула красавца-офицера вглубь комнаты. – Тебя никто не видел? Языки-то, как ножи острые – жих-жих!
– Плевать мне на все языки разом! Кто посмеет сказать обо мне что-нибудь дурное? – загрохотал офицер и добавил:
На свете сем живу я, истину храня:
не трогаю других, не трогай и меня!
– Её Величество не устаёт повторять, – напомнила Голицына, – что всё, влекущее за собой гнусность и отвращение, места иметь в Санкт-Петербурге не может!
– Никакой гнусности я за собою не влеку! – ослепляя улыбкой, ответил Загряжский. – Пиит сказал:
Мы пленны
