вам понятно, – задыхаясь, произнесла Дженис, – что я здесь действительно только для того, чтобы повидать вдовствующую герцогиню, безрассудный негодяй?
Их разделял падающий снег, и у нее возникло странное ощущение, будто все происходит во сне. «Это он», – твердило сердце, ее глупое несмышленое сердце, хотя губы горели, горло сжимала слепящая ярость, а мозг мгновенно отнес его к разряду никудышных.
«Непохожий на остальных» – так сказала мама о мужчине, которого она когда-нибудь отыщет. Кто, как уверяла ее так же и Марша, непременно встретится однажды на ее пути, несмотря на то что после прискорбного случая с Финном Латтимором, потрясшего ее до глубины души, она перестала доверять всем мужчинам без исключения.
Но Люк Каллахан – этот дерзкий грум – не мог быть этим мужчиной, ведь он даже не джентльмен. Ни в малейшей степени.
– Значит, я ошибся, – усмехнулся нахал.
– Определенно. – Она попыталась вырваться.
Он отпустил ее руки, но положил свои ладони ей на поясницу и, теснее прижав к себе, сказал в своей обычной развязной манере:
– Черт побери! Вы настолько соблазнительная ошибка, что я ни о чем не жалею. – Он внимательно вгляделся в ее лицо. – А вы жалеете? Вам бы хотелось, чтобы я с самого начала не усомнился в том, что вы благородная леди?
Дженис в растерянности заморгала и прошептала:
– Я не могу ответить. И с вашей стороны низко об этом спрашивать.
Он громко расхохотался:
– Вы мне нравитесь, леди Дженис. Вы и ваша служанка из цирка. Между прочим, она внимательно наблюдает за нами. Не будем обращать на нее внимания, верно? – И с озорным блеском в глазах Каллахан наклонился и снова поцеловал Дженис.
Что она делает?
Но он очень приятный… такой приятный! Если мужчину можно назвать приятным в том смысле, в каком она называла приятным теплый огонь, или чашку горячего шоколада, или… рот, который говорил с ней без слов, подобно его рту.
«Ты создана для любви».
«Ты соблазняешь меня».
«Я хочу тебя».
Безмолвные послания, пробуждавшие в ее теле ощущения, которых она не испытывала еще никогда в жизни. Дженис дрожала, как новорожденный ягненок, глаза ее были закрыты, но окружающий мир внезапно расцвел, как весенний луг.
Губы его нежно, но настойчиво льнули к ее губам, однако все ее мысли занимала лишь надежная твердость этого крепкого тела – мощной груди, и живота, и сильных бедер, со спокойной уверенностью прижимавшихся к ней.
«Бедра мистера Каллахана».
Дженис и вообразить не могла, что когда-нибудь произнесет эти слова, даже мысленно.
Да уж, жизнь полна неожиданностей.
Глава 2
Через двадцать минут, когда они наконец прибыли в усадьбу Елизаветинской эпохи, принадлежащую герцогу Холси, губы Дженис все еще горели. Кружившиеся в воздухе
