человек, – говорил про него раньше Темирхан, а теперь обрадовался ему и радушно принял его.
Вечером сидел Темирхан с гостем в кунацкой, бузой его угощал и речь повел о том, как тяжело одинокому человеку жить на чужой стороне.
– Ты правду говоришь, князь, – согласился гость, – очень тяжело. Но, скажи, где жену я возьму, если у меня нечем калым[9] уплатить?
– Об этом надо подумать, – ответил Темирхан и в тот же вечер беседовал с дочерью.
Неделя – другая прошла, и Коншох стала женой кумыкского князя: Темирхан сумел выдать дочь замуж.
На чужой стороне бродил из аула в аул Кара-Мурза не князем-джигитом, а бедным и бесприютным гекуоком.
На пирах у князей и узденей играл он на восьмиструнной балалайке и пел песни.
Грустны и тоскливы были его песни, и не доблесть предков они воспевали, а плакали о потерянной любви.
Тихо и печально звенели струны, и песня говорила о том, что любовь красива, как звезды на темном небе, радостна, как первый луч солнца, но только в мечте она не изменчива. И каждый, кто слушал эту песню, говорил про Кара-Мурзу:
– Вот молодой безумец, сердце которого больно любовью.
И был одинок Кара-Мурза: костер в лесу или в степи был для него очагом, а друзьями – звезды, с которыми он беседовал в своих песнях.
В горах Хулама[10] в доме таубия Коншау, на свадебном пиру, играл на балалайке и пел Кара-Мурза.
Ни сам хозяин, ни гости не узнали прежнего князя-джигита: бородой он длинной оброс, одежда на нем, как на нищем, была, – изорванная черкеска, изорванный и грязный бешмет, старая шапка, а на ногах – истоптанные и продырявленные чевяки.
Но был на пиру один человек, владетель соседнего аула Безенги, таубий Баксанук, который сразу узнал Кара-Мурзу, едва взглянул на него.
Страшный был человек Баксанук: высокий и крепкий, как старая чинара, и свирепый, как раненый медведь.
Плечи широкие были у него, на щеке краснел глубокий шрам, а черные глаза были угрюмы и злы. И когда он бывал в набеге, пощады никому не давал; убивал стариков и детей, а женщин брал в плен и самых красивых из них мучил и потом сбрасывал со скалы в пропасть.
Женщину он ненавидел и так о ней говорил:
– Собака вернее преданного раба, а лживый раб вернее любящей жены.
И потому он так говорил, что жена обманула его.
Она молода и красива была, жила с ним в башне[11] и в одну ночь спустилась по веревке из окна, бежала с гостем, кабардинским узденем.
Баксанук проснулся, жены около себя не нашел. На быстром коне в погоню он за ней поскакал. В ущелье настиг он беглецов и выстрелом из винтовки убил узденя, а жену привез в аул и при всем народе предал ее казни: к хвосту лошади за ноги ее привязал и медленно ездил по камням. И, когда от жены остались окровавленные куски мяса, он приказал похоронить их на возвышенном месте против окна башни, а на могиле ее поставить высокий камень. И каждое утро, перед тем, как совершить намаз (молитву у мусульман),
Калым – плата за невесту, уплачиваемая отцу ее. Обычай этот и до на-стоящего времени существует у всех туземцев Терской области.
Хулам – горско-татарскиій аул в Большой Кабарде.
Развалины этой башни существуют и до сих пор.
