противника в пах и навстречу его инстинктивно опущенной голове, послал мощный крюк снизу правой рукой. Помост содрогнулся от падения грузного тела. Победа!
Азиат предложил мне хороший контракт. Но я, ничего не слыша, спустился с ринга и минуту спустя, уже брел по базару, сжимая в руке стодолларовую бумажку.
Прикрывая фингал под глазом великолепным букетом роз, спешу в кафе. Ее там нет. Я облегченно вздыхаю. Еще бы – затеять такую авантюру! Заказав рюмку конька, прикуриваю сигарету. Букет уныло лежит на столе.
– Извини, я, кажется, опоздала, – восхитительные глаза цвета умбры лукаво смотрят на меня. – Зачем ты это сделал? Мы утром с Микки были на базаре и всё видели. Он даже хотел сразиться с тобой на ринге. Еле отговорила. Впрочем, я догадываюсь, зачем ты вышел на бой, – она бросает взгляд на цветы. – Это так трогательно…
Кончиками пальцев Бессинджер трогает мой синяк
– Больно?
– Нет, не очень.
– Пойдем отсюда.
Под восхищенные мужские взгляды мы уходим из кафе. Вечерний Будапешт принимает нас в свои теплые объятия. Со мной под руку идет одна из красивейших женщин планеты. Глупая улыбка застывает на моем лице. Еще не знаю, что подарит мне эта ночь. Я просто счастлив, как никогда еще не был.
VI
Это не произведение. Это – диагноз.
Впечатлительный читатель.
Автобус, несколько раз чихнув, свернул на гравийную дорогу и, покачиваясь на выбоинах, медленно продолжал свой путь. Уткнувшись лицом в пуховую подкладку куртки, я с благодушным видом рассматривал припорошенные первым снегом деревья. Выгодный заказ на периферии, – оформление мозаичного панно в станичном клубе, – располагал к хорошему настроению. Рядом мирно посапывал мой друг и напарник – Эдик Варфоломеев. Друзья называли его Репой. Как-нибудь расскажу, почему. Хороший художник, но при этом был не дурак пропустить стаканчик – другой. (В то далекое время я был совершенно равнодушен к спиртному).
– Пьянство – классическая беда моего ремесла, – он частенько оправдывал свое пристрастие.
Разминая затекшие конечности, я потянулся и ладонью ударил соседа по плечу. От неожиданности Эдуард вздрогнул и подскочил.
– Что? Где? Приехали?
Но, увидев за окном монотонный зимний пейзаж, беззлобно выругался: – Пошел ты … – и снова опустил голову на грудь.
Наконец показалась станица. Найти клуб оказалась делом несложным – он был самым крупным строением, решительно возвышающимся среди убогих хаток. Сторож, щуря глаза от бьющих в лицо снежинок, разглядывал друзей.
– Председатель сказал поселить вас в доме Митревны, – он ткнул пальцем в белую мглу. – Пойдемте, покажу.
– А она-то сама не против? – Репа подышал в озябшие руки.
– Хто? Митревна?
