собой протягивала.
Не глядя на неё, оттолкнув в сторону, Галина рванулась в ванную. Истошный вой! Галина выла, как зверь, как самка, как волчица, потерявшая своего детёныша. Подбежал Пичугин. Из ванной на подкашивающихся ногах вышла Галина, на руках голенькое детское тельце, головка откинута – Артёмка. С Артёмки вода стекает. Галина повалилась на приступку для обуви, выла. На площадку выскочили соседки Валентина и Лида Саврасова.
– Скорую, вызовите, кто-нибудь скорую! – на весь дом проорала Галя.
Зарыдала Софья. Сквозь всхлипывания всё бурчала оправдательно:
– Мне бабушка Клава сказала. Бабушка Клава.
Подбежавшая Лида Саврасова взяла из рук обессилевшей матери тельце, Галя не сопротивлялась. Валентина перекрестилась и прикрыла рот рукой. Глядя на неё, перекрестился и Пичугин. Лида стала щупать пульс у Артёмки:
– Мёртвый, не откачать уж теперь, – выдала тихо.
Галина взбеленилась, вскочила, схватила за волосы Софью, начала таскать. Пичугин попытался успокоить, но и его отшвырнула.
– Тварь, что ты наделала, тварь! – Галина смотрела на свои руки с пучками волос Софьи и не переставала орать.
– Мне бабушка Клава сказала Артёмку помыть, – хлюпая носом, продолжала долдонить одно и тоже слабоумная Софья.
Четверг. Похороны. Народу совсем немного. В основном, соседи.
Рыдала одна Галина. В тяжком безмолвии – рёв одинокий. Плач шел взахлёб, выматывал ее всю; плач не оставлял ничего, кроме плача. Она плавно раскачивалась над гробиком сына и, оглушая вечность, выла; никто сказать не смел матери, что пора уже закрывать крышку, что кладбищенские работники уже полчаса, как ждут. Наверно, муж Дима смог бы, но он стоял в стороне, бесцветный, выжатый, на себя не похожий – тень мужика.
Галину успокаивали – она не слышала; её пытались поднять с колен – она не чувствовала; ей полуобморочной, но все же хрипящей, совали под нос ватку с нашатырём – она не понимала. Не слышала, не чувствовала и не понимала ничего, кроме того, что вот он, её сынок, ангелочек со вздёрнутым носиком, мёртвый лежит, а она ничего поделать не может. И от бессилия крик все громче, все неистовей.
Вдруг в такт раскачиваниям, не открывая глаз, заговорила:
– Скажите мне кто-нибудь, что это сон. Что я проснусь сейчас, и что мальчик мой засмеётся.
– Клавдия вот также не могла проснуться, – сказала тут не к месту Лида Саврасова.
Галина не открывая глаз, поднялась, выпрямилась и, не глядя, наотмашь, тыльной стороной ладони – по лицу Саврасовой! На Лиду и никто внимания не обратил, все женщины принялись успокаивать Галю. Особо хлопотала бабушка Валя:
– Да что ж ты, милая, изводишься. Молодая ещё ведь. Молодым жить положено. Будет ещё всё у вас с Димой, и хорошее будет, – Валентина гладила несчастную по плечу и сама не верила тому, что говорила.
Приятель
