покрыта плотным серым покровом тентов, дырявых навесов и сваленными кучей циновками.
Беженцы…
Иногда жрецу казалось, что все это – части какого-то огромного заговора. Почему именно теперь все бегущие от голода и межусобиц решили искать помощи и милосердия в храмах? Почему они не собираются у дворцовых стен? Нет сомнения, этих людей сюда привело отчаяние, но Кхаи боялся даже предположить, сколько из них действительно ищут помощи, а сколько, не получив ее, бросятся грабить и убивать.
Говорят, новый бог благоволит беднякам и угнетенным… Еще говорят: слова – как искры. Подобранные верно, они разжигают людей, все больше и больше заводя сухой, готовый вот-вот вспыхнуть валежник толпы.
– Касса́р? – окликнул жрец своего капитана. – Скажи слугам, чтобы поторопились. Чем раньше мы выберемся из этой выгребной ямы, тем лучше.
Солдат молча кивнул и наклонился в седле, что-то прошипев носильщикам.
– И передай своим, чтобы держали себя в руках. Нам не нужны неприятности.
Кхаи задернул штору поплотнее и постарался не обращать внимания на шум.
Но не тут-то было. Толпа бурлила и волновалась, как море в сезон дождей. Не удержавшись, жрец вновь прильнул к щели между складками ткани. Их и впрямь окружало море – целое море людей: серое, грязное и враждебное. Едва завидев окруженные эскортом носилки, они все подались вперед, плотным кольцом сомкнувшись вокруг солдат охраны. Кхаи вглядывался в заросшие, казавшиеся помятыми лица. Один из дервишей что-то закричал – будто собака взвизгнула.
«Проклятые ублюдки! – промелькнуло в голове жреца. – Пока мы драли глотки, на кого из сановников сделать ставку, эта падаль подыскала самое послушное, самое свирепое войско».
В большей части обращенных на них взглядов Кхаи читал надежду – это хорошо, это значит, что еще не все потеряно. «Шакал поедает падаль и становится сильнее», – подумал жрец. Это были лишь слова, но почему-то они приносили утешение. Носилки закачались – это слуги ускорили темп – и вот уже площадь осталась позади.
Паланкин остановился в Старом Городе – районе столицы, где в равной мере встречаются и мраморные дворцы, и дыры в стенах. Сойдя с носилок на неровные плиты, Кхаи на мгновение застыл.
Два дня… Небо было цвета крови и ржавчины. В тихих неподвижных сумерках усадьба перед ним казалась безмолвной и опустевшей.
Она ждала его в переднем покое, и в сгустившейся полутьме линии ее тела были еще мягче и еще желаннее.
– Я весь день думал о тебе, – сказал жрец, и понял, что его голос лжет.
Было вино – краснее крови, и была постель – жарче, чем летняя ночь. Были смех, наслаждение и бессвязные слова, выдохнутые в порыве страсти.
Наконец Кхаи оставил ее лежать на подушках, а сам отошел к окну. Из ночи на него глядели факела и огни – словно бы леденеющие с каждым приближающим развязку мгновением. Словно
