style="font-size:15px;"> – Сделала одну глупость, – со вдохом отвечает Лила.
Она имеет в виду ту историю с Пэттоном или что-то еще? Во время нашей последней встречи на руке у матери было кольцо с розоватым камнем. А еще раньше я нашел в старом доме одну фотографию. На ней мама такая молодая, похожа на Бетти Пейдж. Позирует в нижнем белье. Ту фотографию точно делал не отец. Может, Захаров. Да уж, есть о чем волноваться.
Двери лифта открываются, за ними оказывается огромная комната с белыми стенами, черно-белым мраморным полом и потолком в марокканском стиле, высотой метров пять – не меньше. Ковра нет, поэтому наши шаги отдаются громким эхом. Вокруг камина в дальнем конце комнаты стоят диваны. Там кто-то сидит. Три огромных окна выходят на Центральный парк – на фоне сверкающих городских огней он кажется черным пятном.
Подойдя ближе, вижу, что на диване сидит мама в полупрозрачном белом платье, такого я у нее не видел. Кажется, дорогое. В руке у нее бокал с янтарной жидкостью. Мать не вскакивает, не принимается болтать, как обычно, – только улыбается сдержанной, почти испуганной улыбкой.
Но меня все равно охватывает несказанное облегчение.
– Ты жива.
– Добро пожаловать, Кассель, – здоровается стоящий у камина Захаров.
Он подходит к Лиле и целует ее в лоб. Точь-в-точь хозяин какого-нибудь роскошного поместья, а не преступный босс в своей огромный квартире на Манхэттене.
– Хорошая квартира, – я киваю (надеюсь, что вежливо).
Захаров по-акульи улыбается. Из-за отсветов камина его светлая шевелюра кажется золотой. Даже зубы блестят золотом, и я невольно вспоминаю Гейджа и пистолет, приклеенный скотчем у меня в шкафу.
– Лила, иди, займись домашним заданием.
Лила с перекосившимся от гнева лицом легонько дотрагивается до своей шеи – там у нее шрамы, она же теперь полноправный член преступного клана, а не просто дочь Захарова. Но ее отец не обращает внимания. Наверное, он даже не осознает, что только что обошелся с ней, как с ребенком.
– Иван, ты не против, если мы с Касселем пару минут побеседуем наедине? – осторожно спрашивает мама.
Она встает, берет меня под руку и уводит по коридору в необъятную кухню с полами из черного дерева. Столешница-остров в центре облицована ярко-зеленым камнем – возможно, малахитом. Сажусь на высокий табурет, а мама ставит на плиту прозрачный стеклянный чайник. Она хорошо ориентируется в квартире Захарова, и мне от этого не по себе.
Очень хочется схватить ее за руку, удостовериться, что это не сон, но мать занята и будто не замечает меня.
– Мам, я так рад, что ты… Но почему ты нам не позвонила и…
– Я совершила серьезную ошибку, очень серьезную, – она открывает серебряный портсигар, достает сигарету, но не прикуривает ее, а кладет на столешницу. Никогда раньше не видел маму такой взволнованной. – Зайчик, мне нужна твоя помощь.
Мне
