холодный ночной воздух принес своеобразный землистый запах, появляющийся после дождя. Этот запах называется петрикор, и я вспомнила, как разучивала это слово со своими подопечными детьми (Джем, что помладше, произносила его как «Пэт-трикол»[4]). Я высунулась из окна, опершись на мокрый подоконник, и ощутила, как петрикор ускользает от меня, в то время как я пыталась удержать его глубокими вздохами. Окна кухни выходили на север, и я устремила свой взор поверх крыш в том направлении, где находилось мое жилье, представляя, как в раковине по-прежнему стоят невымытые фужеры, а на полу валяются клубком мои колготки. Как бы мне никогда туда не возвращаться?
– Как вкусно пахнет, – подал голос Генри.
Вскоре он появился в халате с персидскими узорами из «огурцов» и, подойдя сзади, уткнулся лицом мне в шею.
– Я закрою, а то здесь холодно, – сказал он и опустил створку окна.
Ели мы молча, погрузившись в процесс нарезания и пережевывания пищи. На фоне скрежета и бряцанья столовых приборов о фарфор мне ужасно резали слух звуки моего собственного жевания. Закончив, Генри встал и отнес свою тарелку в раковину и так и остался стоять ко мне спиной. Вино кончилось.
– Как дома? – спросила я.
Он молчал, лишь голова поникла. Затем плечи стали еле заметно подергиваться. Он смеялся. Наконец, потерев лоб рукой, он со стоном выдохнул и ответил:
– Да хреново, как еще.
– Сочувствую, – промямлила я, таращась на его затылок. – А что конкретно?
Генри снова взял паузу и принялся мыть тарелку. Я машинально начала ковырять кутикулу большого пальца на руке.
– Ненавижу, когда родители собираются в одном доме, – снова заговорил Генри. – Они как будто соревнуются, кто горюет сильнее.
Я хихикнула. Он не поддержал.
– Твои братья тоже были? – поспешила спросить я.
– Да, – проронил Генри и, обернувшись в пол-лица, попросил: – Свернешь нам по сигарете? У меня в пальто все есть.
– А, да, конечно.
Я сходила в ванную, подняла с пола пальто, вернулась и повесила его на угол кухонной двери. Извлекла из кармана табак, бумагу, фильтры и скрутила нам по сигарете.
– Придется мне с твоих рук дымить, – сказал Генри, намывая посуду.
Я присела рядом, прикурила обе сигареты и, потягивая одну, другую подносила к губам Генри.
– Как братья справляются-то? – возобновила разговор я.
– Не знаю. Старший, Ник, он странный и скрытный.
– А младший? Как его зовут?
– Эд.
Я знала, что Эд Ташен был самым младшим, родился спустя почти десять лет после Генри. Ходили слухи (от Пэдди), что этот ребенок был последней отчаянной попыткой родителей Генри спасти свой брак.
– В первую ночь Эд пришел ко мне в комнату весь в слезах, – продолжил Генри.
– Черт, – проронила я.
– Он сказал, что понял теперь, что он совсем ее не знал.
Здесь непереводимая игра слов: Пэт-трикол состоит из двух английских слов и в буквальном переводе означает – Любимец-патока, что может интерпретироваться как – «Любимец сладенький» или «любимая сладость».
