что-то изменить. Хотя бы попробовать воспитать в младших то, что так ярко горело в нём самом…
Хотя бы попытаться…
Может, хоть для них не будет всё потеряно.
…А потом – были война с Цавербой, встреча лицом к лицу с Его Королевским Высочеством Руни и Лордом-Защитником Талурена Мару Тиори. А потом – поход на Цавербу, сбитые, падавшие из-под самых облаков драконы. Драконы, которых преображали и заставляли сражаться против них.
Потом – были кровь и грязь, сожженные редкие леса, бывшие для их врагов священными.
Потом – была смерть товарищей и появившаяся ожесточенность.
Потом – пришло понимание.
Он не мог изменить что-то, будучи просто старшим адептом, нужно было иметь титул и реальные заслуги за спиной. Нужно было имя, гремевшее в песнях уличных музыкантов. Нужно было стать легендой в умах юных, чтобы иметь возможность хоть что-то исправить.
И за семь минувших с того момента лет Рик стал мастером, получил под своё командование боевую тройку и дюжину юных, ещё неоперившихся Всадников, с горящими глазами и жаждой менять мир к лучшему. Которых ещё нужно было учить и учить… Которые не сумели ещё образовать связь с каким-то из драконов. Таких, каким он сам был когда-то…
Они уже не были учениками, пусть и отзывались на «сие», но их идеалы всё ещё были гибки, а вера в старших – неоспорима.
Теперь в глазах всей этой молодежи он – дае Рик Феан; самый юный всадник, получивший титул Мастера; один из сильнейших сайши, способный сражаться наравне с легендарными Лордами Ближнего Круга.
Единственный человек из Мастеров.
Всадник Шаи.
Теперь он – легенда и пример для подражания, о чьих подвигах рассказывали юнцы друг другу, смотря на кого они сами желали облачиться в черно-алое и нести миру волю Владыки.
Теперь он должен был спасти их от того кошмара, который их ждал.
Да не погаснет эта вера в справедливость в их глазах… Пусть будут продолжать верить в то, что они защитники и герои, а не убийцы!
Не цепные псы, рвущие глотки неугодным по приказу.
…Но как же ему сохранить в этих юных сердцах веру в праведность их Владыки, если сам Рик её утратил? Находясь в центре этого безумия, захлебываясь в чужой агонии и видя, как что-то ломалось в его подопечных, он готов был кричать. Всё это было просто невыносимо.
Однако он молчал.
Молчал он и когда они вернулись в лагерь, чтобы позволить драконам и самим себе отдохнуть.
Молчал, смотря, как вдали продолжал подниматься к небу дым, хоть он и знал, что там всё могло лишь тлеть. Воздух тут, в лагере был чист, но фантомное чувство удушения не покидало, горло першило, а глаза продолжали слезиться.
Или то слёзы по собственным принципам, похороненным сегодня вместе с тысячами невинных?
Скорбь по неизвестным ему мирным кочевникам, даже не знавшим о страшном преступлении своих собратьев?
Скорбь по отчаявшимся и обреченным жителям Хэлисса?
Скорбь по себе самому?
По
