А что ты еще умеешь?
– Могу подражать разным голосам. Мог бы выступать в армейском ансамбле.
Я продемонстрировал свое умение. Правда, помня недавний урок, человеческие голоса я копировать не стал. Зато пролаял, проблеял и прокукарекал.
– Да ты настоящий артист! – удивился лейтенант. – А петухом вообще здорово получилось. Но в армии это тебе не пригодится. Иди!..
И я отправился на свое место.
Когда раздавали ужин, мои будущие коллеги преподнесли мне мятую шоколадку и початую бутылку водки.
Водку я вылил прямо в окно.
– Мы теперь боевая часть, – объявил я, – а не какие-то гражданские разложенцы!
Все обреченно промолчали. Шоколадку я съел один.
– Надо бы делиться, – заметил я. – Но она маленькая. Поэтому я поделюсь своими ощущениями.
В ответ послышался общий вздох.
Человек в скверике.
В привокзальном скверике нас встречал Ленин, отлитый в бронзе на высоком постаменте.
Он стоял в традиционной позе: вполоборота, раздвинув мощные, позеленевшие от времени ноги, чуть подавшись вперед. На нем было распахнутое настежь пальто, костюм с жилеткой и галстуком. Он был простоволос. В одной руке он держал смятую рабочую кепку, другую вытянул вперед.
Во всем его облике подчеркивалась мысль о его прямой связи со всеми слоями советского народа.
Кепчонка указывала на его принадлежность к пролетариату. По костюму-тройке и галстуку он определялся как представитель трудовой интеллигенции. А постамент-опора под ним как бы олицетворял матушку-землю, то есть отражал его родство и единение с еще одной важной силой общества – крестьянством или колхозниками.
В его фигуре чувствовались готовность и желание к произнесению страстной, убедительной речи.
Но если поза его выглядела разумной и объяснимой, то позиция выглядела довольно странной: он стоял спиной к вокзалу.
Выходило, что прибывшие его не интересовали. Приехали и приехали. Никуда не денутся. А свою энергию, пафос, мощь своего темперамента он готов был обрушить на отъезжающих.
Получалось, он как бы призывал их никуда не ехать, а остаться и именно здесь и сейчас построить город его мечты.
Гиблое, видимо, это было место…
Впрочем, порассуждать на эту тему мне не удалось. Нас загрузили в машины и повезли в часть.
Прибытие.
Наше появление в части не стало событием.
Не было пышной торжественной встречи, оркестра, флагов и транспарантов. Не было праздника. Нас будто и не ждали.
Перед проходной лежали кучи песка и щебенки с брошенными рядом носилками. В глаза бросился угрюмый покосившийся забор в ошметках облупившейся краски.
В стороне производились какие-то работы. Грузоподъемный кран снял с автомобильного прицепа бетонный блок и занес его над болотом. Солдаты с мостков шестом направляли его. Один махнул рукой.
– Майна!
