вы не сделали меня старшим. Что-то я в них сомневаюсь.
Тищенко пробуравил меня взглядом. Но не заметил в моих чистых голубых глазах ничего кроме горячего желания добросовестно выполнять приказ.
– Ты не сомневайся, – напутствовал он меня. – Ты действуй.
Мы подошли к сараю. Как сказал Утеев, это был сарай нашего прапорщика. Прямо посередине сарая стоял желтенький «Запорожец». Внутри него вдоль стен были сложены аккуратные поленницы дров. Снаружи у стены валялись толстые суковатые бревна.
– Пиляй! – предложил мне Утеев, протягивая пилу.
– Я лучше каляй.
– Что, что?
– Ну это – рубай! – я сделал движения руками сверху вниз.
– А-а!..
Он потянул бревно к козлам. Я его остановил.
– Что ты собираешься делать?
– Пилять с ним, – он указал на Рахманова.
– Балда! – завопил я, хватаясь за голову. – Ты понимаешь русский язык?
– Понимаешь.
– Что тебе велел напилить и наколоть прапорщик?
– Дров.
– Дрова! А что собираешься пилить ты?
– Эта! – Он указал пальцем.
– Бревна! А такого тебе никто не приказывал.
Он призадумался. А я продолжил атаку.
– Приказ командира – закон для подчиненных. Ты хочешь его нарушить. В военное время тебя бы отправили под трибунал.
– Дрова надо жечь, – возразил бедный Алик.
– Правильно! Чем больше чурка, тем выше пламя. Чем выше пламя, тем больше жар.
– А это? – Он ткнул пальцем в бревна.
– Это он приготовил для строительства бани. Сруб. Пятистенок. – Я развел руки в разные стороны. – Нужно быть полным идиотом, чтобы портить столь ценную древесину.
– Пойду к прапорщику, – не сдавался Утеев.
– Напрасно, – сказал я. – Ты покажешь себя глупым и бестолковым человеком. Опорочишь нацию, которая славна своими выдающимися мыслителями.
Я был многословен, красноречив и убедителен.
Мы честно выполнили приказ. Мы напилили дрова. Сколько успели. Примерно половину поленницы.
Когда прапорщик увидел плоды нашего труда, он схватился за голову. И ничего удивительного: конверсия – процесс для военных болезненный.
А желания совершить подвиг у меня не поубавилось.
Вступление в профессию.
Лейтенант Изотов завел меня в мастерскую возле танковых боксов.
– Вот твое рабочее место, – поведал он, – верстачок, тисочки, точило.
Верстак стоял чистый. Тиски были аккуратно прикручены. А на точиле даже находился защитный пластиковый экран.
Лейтенант смахнул щеткой с верстака несуществующие пылинки.
– А это инструмент: рашпили, надфили, мечики, плашки, – повел он рукой.
Инструмент был аккуратно разложен по полочкам, подписан и пронумерован.
– Есть и токарный станок. Но – не работающий.
