пучки белых волос, в которые мальчишка окунал свои ладони, стали шевелиться и слегка щекотать ему пальцы, а извилистая узкая трубка вдруг стала будто бы резиновой и настолько узкой, что Даня чувствовал как она обволакивает его словно кожура сосиску. И каждый раз, когда он думал, что сейчас уже точно не пролезет, мальчик чувствовал как туннель растягивался от каждого его движения, плотно обволакивая его целиком
Даня никак не мог догнать крысу, которая теперь с каждым мгновением удалялась от него все дальше в сужающемся просвете. Она усвистывала вперед больше не останавливаясь и не подпуская преследующего к себе поближе. И чем дальше крысиный кожаный хвостик удалялся от него, тем меньше мальчика заботили налипшие на лицо и руки бесформенные склизкие субстанции из разлагающейся каши мелких насекомых и дрыгающихся белых волос. Ребенок так сильно сфокусировался на погоне за белой крысиной жопкой и ворсистых стенках клоаки, растягивающихся вокруг него, что даже после того, как он вывалился из туннеля, далеко не сразу смог остановить свой дерганый бег на четырех конечностях.
Вдали из черноты виднелись невысокие деревянные ворота, окутанные гнилостной дымкой. Крыса с визгом шмыгнула сквозь них и пропала в темноте.
Даня решился встать на ноги, но, будто бы ожидая удара по голове сгорбился, машинально втянув голову в плечи. Радиус света вокруг мальчика, который до прохода через туннель озарял путь метров на 5 вперед, сейчас едва ли захватывал пару-тройку его детских шажочков, едва заметно угасая и бледнея.
Кроме витающей вокруг жутковатых ворот зловонной дымки ничего не было видно. Даже забора, частью которого, казалось бы, они должны являться. Их словно подвесили на тоненькие ниточки, уходящие куда-то вверх за границу осязаемого, из-за чего создавалось ощущение миража, посетившего помутненный от перегрева и обезвоживания разум путника, заблудившегося в бескрайнем океане из песка и мелких камней. Дане жутко хотелось разглядеть то, что находится по ту сторону, за вратами, но как бы он ни всматривался, совершенно ничего, кроме пресловутой дымки, не было видно.
Подойдя поближе, мальчик начал рассматривать бледный, серовато-синий мох, поднимающийся вверх из трясины по трухлявым брусьям и плавно сменяющийся бугристой разноцветной плесенью, которая пятнами разрасталась по древесине, будто бы пробираясь из самой сердцевины. Наслаиваясь друг на друга слой за слоем, грибок образовывал пористые полипы и наросты, при взгляде на которые у мальчишки тут же появлялось маниакальное желание содрать или поковыряться в них пальцами. Дерево словно было поражено лепрой с ороговевшими струпьями, из-под которых сочилась жидкость. Даня всматривался в этот отвратительный натюрморт, полный ощущения, что это бесформенное органическое месиво шевелится и дышит.
Все вокруг будто бы замерло. Ни единого дуновения не то что ветра, будто бы самого воздуха там не было. Черный вакуум, заполненный черной пустотой.
